Войцех "Войтек" Куртыка (Wojciech "Voytek" Kurtyka)
В польском альпинизме разразилась нешуточная буря....
Её развязал Войцех "Войтек" Куртыка (Wojciech "Voytek" Kurtyka) - один из легендарных польских альпинистов, который недавно дал большое интервью журналистке Джоанны Дзиковской для популярной национальной газеты Газета Выборча (Gazeta Wyborcza)
В горах даже больше, чем в повседневной жизни, есть мест о только одной реальности, однако, как ни странно, часто бывает, что среди альпинистов возникает масса истин об одном и том же событии; каждый. кто пережил ту или иную ситуацию, видит правду со своей стороны.
Райнхольд Месснер (Reinhold Messner), в свою очередь, утверждает, что и польским альпинистам, кто ведет бурные дискуссии по словам Куртыки, следует помнить об этом.
Сегодня Войтек живет вне света софитов, а его личность в самой Польше - фигура спорная. По мнению многих, он чересчур эгоцентричен и слишком «интеллектуален» для масс.
Его революционные и футуристические идеи наткнулись в польской альпинистской среде на молчаливое отрицание. Сегодняшнее поколение польских горовосходителей считает Войтека незаслуженно забытым и непонятым. Большинство считают его самой грандиозной фигурой национального альпинизма. Его уважают не только за блестящий стиль восхождений, но и за смелость, с которой он отвергал как и иерархический альпинизм Завады, так и «медийность» западного альпинизма.
Теперь же Куртыка, своими громкими заявлениями разбил пополам не только мир польского альпинизма, но и очень большую группу приверженцев и "поклонников" легендарных чемпионов, которые своими первыми зимними восхождениями на восьмитысячники прославили Польшу и которые в последнее десятилетие пытались возродить славу польского гималаизма.
Говоря о собственном видении альпинизма, Куртыка также выдвинул «обвинения» в адрес некоторых польских легенд, как ныне живущих, так и ушедших в мир иной
Обвинения, упомянутые в названии интервью: «Польский гималайский альпинизм это история игр со смертью и безмолвным мошенничеством при восхождении» дополняется не менее шокирующим резюме: «Программа построения национальной славы превратилась в программу национального истребления», - как говорит Куртыка о польском зимнем альпинизме в Гималаях.
Говоря про это, Войтек имеет ввиду "гонку на восьмитысячниках".
Проблема в том, что эти «обвинения» полностью затмили основную часть интервью, на котором и следовало бы остановиться поподробнее.
Во-первых, Куртыку на самом деле нелегко понять, если не понимать историческую реальность, в которой происходили события.
Во вторых, «обвинения» в адрес великих польских альпинистов было очень легко «продать» в СМИ, возможно, даже без специальных намерений журналистов.
Эти слова стали идеальными приманками для привлечения внимания, ссылок, репостов и комментариев, часто негативных. На эти слова откликнулись как защитники славы альпинизма и польских альпинистов, так и те. кто считает Куртыку знаменем "истинного польского альпинизма" .
По этой причине, предлагаем Вам прочитать интервью целиком (из статьи итальянского журналиста Алессандро Филиппини (Alessandro Filippini), которая демонстрирует «философский» взгляд Куртыки на гималайский альпинизм после первого зимнего восхождения на восьмитысячник К2
Напомним, что более 30 лет вторая по высоте гора в мире - К2 (Чогори) сопротивлялась многим попыткам сильнейших альпинистов подняться на неё в зимний период, оставаясь неприступной вершиной дольше всех остальных восьмитысячников!
Первыми на эту вершину пытались подняться поляки, и они же сделали её главным "бриллиантом" в короне польской программы «Polski Himalaizm Zimowy», однако минувшей зимой эта вершина была пройдена командой непальских шерп.
Более того, даже последняя надежда на восхождение на вершину без использования кислородных баллонов также была реализована непальцами...
После этого события, польская программа «Polski Himalaizm Zimowy», по крайней мере в том виде, в котором она создавалась десятилетия тому назад, перестала существовать. Теперь эта программа переориентировалась на "Польский спортивный гималаизм" (Polski Himalaizm Sportowy / PHS), целью которого стоит: «обучение людей занятиям спортом в высокогорье,подразумевающим собой как исследовательские действия на вершинах ниже 8000, проводимые в альпийском стиле, так и спортивные восхождения на самые высокие вершины - повторение сложных и редко посещаемых маршрутов в осадном стиле, попытки проложить новые маршруты или повторить более простые в альпийском стиле. Однако основная идея, которой мы руководствуемся, - это создание сильных команд, которые в будущем, после окончания программы, захотят самостоятельно ставить цели на уровне экспедиций, номинированных на премию «Золотой ледоруб».
Расскажите о философии альпинизма, отношениях между человеком и природой
Не в этот раз. Гималайский альпинизм превратился в шоу высотной работы. Это синдром времени: магия музыки сводится к песням, а антиковидные ограничения в 2020 году убили вдвое больше людей, чем сам COVID-19.
Поэтому я считаю, что неправильно относиться к альпинизму эстетически утонченно, правильнее - злиться.
События на К2 открывают глаза на это.
В середине января 2020 года группа из десяти непальцев во главе с Нирмалом Пуржей первой достигла вершины этого восьмитысячника зимой.
Это восхождение одновременно и симптоматично и символично. Оно знаменует собой конец эпохи первых зимних восхождений на восьмитысячники и показывает, где остановился польский гималайский альпинизм. Наконец, это помогает понять роль шерпов в гималайском альпинизме.
- Их считали носильщиками...
-… чьи жизни куплены для поддержки коммерческих экспедиций или для нужд PHZ, проекта «Polski Himalaizm Zimowy», за тысячу или две тысячи долларов. Для коммерческих клиентов, шерпы провешивают веревки на всей горе, приносят кислородные баллоны, ставят палатки, готовят еду. Иногда, как во время экспедиции Артура Хайзера (Artur Hajzer) на Лхоцзе, они гибнут из-за этой тысячи долларов.
Во время зимней экспедиции Кшиштофа Велицкого (Krzysztof Wielicki) на восьмитысячник Блоуд Пик, Карим, носильщик из Балтистана, был единственным из всей экспедиции, который отправился на поиски умирающего Мачея Бербеки (Maciej Berbeka). И никто не заметил, как низко пала PHZ...
В то же время роль шерпов и их сотрудничество в гималайских первопроходах всегда оставались в тени.
Даже не смотря на то, что впервые на вершину Эвереста Хиллари ступил вместе с шерпой Тенцингом Норгеем.
Шерпа Пасанг Дава Лама (Pasang Dawa Lama) совершил первое восхождение на восьмитысячник Чо-Ойю с австрийцами Хербертом Тихи (Herbert Tichy) и Йозефом Йёхлером (Joseph Jöchler), работая для них в качестве упряжной лошади и няни.
Несмотря на это, шерпы воспринимались как вьючные животные, а с точки зрения их адаптации к большим горам - как супермены.
Это люди, которые двадцать раз поднимаются на Эверест, поднимаясь каждую неделю, а иногда и по два раза за неделю. Нирмал Пуржа поднялся на Эверест за 16 часов и прошел все 14 восьмитысячников шесть месяцев.
Эти достижения свидетельствуют о бессмысленной славе тех восхождений, которые носят название «Корона Гималаев».
Более того, их восхождение на К2 было чистой удачей: зимний гималайский альпинизм - это разновидность русской рулетки, которую называют «погодным окном».
В то же время нет общего понимания того, чем на самом деле было это восхождение шерпов. Многие наши альпинисты сразу начали дискредитировать их восхождение за использование кислородных баллонов.
Урубко говорит, что использование кислорода - это допинг, Адам Белецки говорит, что это не его дисциплина, Януш Майер, что стиль еще нужно улучшить.
Это кажется верным замечанием, потому что, на самом деле, гималайский альпинизм с кислородными баллонами равносилен не альпинизму а туризму, но что действительно удивляет в этих заявлениях, так это отсутствие критики того, что больше всего бросается в глаза в восхождении шерпов: они довели до совершенства искусство провески веревок в горах.
Два взвода шерп-супер-установщиков веревок превратили маршрут на К2 в своего рода «автобан» и поднялись на вершину, следуя этой разметке.
Как по мне, так это преддверие коммерциализации, консьюмеризма высочайших гор, и, к сожалению, PHZ. Однако наши гуру не упоминали об этом осквернении. Это связано с тем, что провешенные веревки являются своего рода поводком, к которому прикреплены ошейники как PHZ, так и всего польского гималайского альпинизма.
К примеру, Адам Белецкий, поднимался на К2 по серии провешенных заранее веревок. общей протяженностью более трех километров, на которых также было более 30 коммерческих клиентов.
Януш Майер возглавил экспедицию на псевдо-девственный маршрут Magic Line на K2, следуя по старым веревкам, провешенным французской командой, и довешивая свои.
Урубко также не отходил от провешенных перил во время своих восхождений на восьмитысячники, поскольку практически нет в Гималаях восьмитысячников, на которых не висели бы ранее провешенные перила.
Поэтмоу фраза Майера: «стиль еще предстоит улучшить», - звучит с гротескной гордостью.
Ежи Кукучка (Jerzy Kukuczka)
А почему шерпы никогда раньше не поднимались зимой на К2?
По вполне очевидным финансовым и ментальным причинам. У шерп только в последние годы пробудились спортивные амбиции и чувство принадлежности к своему классу, но они всё еще не осознали ценности альпинизма, исследований и стиля, предпочитая, чтобы их упоминали в СМИ.
К тому же К2 зимой требует больших денег, а горы для них - источник дохода, а не расходов.
Горы являются источником дохода для их семей и их деревень. И здесь, вероятно, есть еще умственное препятствие: будь то шерп или европеец, однажды попавший под влияние больших денег, становится «зависимым» и всегда предает искусство. Владельцы турагентств обычно не альпинисты.
Есть ли что-нибудь, что можно покорить в горах?
Когда у Вас сильная связь с горами, говорить о "покорении" некорректно. О покорении говорят те, кто стремится подчинить своему влиянию землю, но как ни странно, это именно то, что мы сейчас делаем с горами.
Месснер однажды сказал, что, по его мнению, история восхождения на Гималаи окончена, и эту фразу я считаю абсурдной.
Я убежден, что покорение горного космоса - это на самом деле исследование самих себя. Я знаю, что чувство связи с горами может развиться в мощное переживание единения, и в моем случае оно принесло в мою жизнь совершенно новое и возвышающее качество. Поэтому я бы сказал, что история гималайского альпинизма только началась.
Достижения в традиционном, исследовательском стиле вовсе не закончены
И что будет дальше?
Важно отметить, что в среде спортивного альпинизма действует абсолютное правило, согласно которому спортивное восхождение должно проводиться независимо и без какого-либо внешнего содействия.
Точно так же ценность амбициозного восхождения на Гималайские вершины начинается там, где отказываются от всякого вида "допинга" и строят "чистые" отношения с горой, то есть где есть честная самодостаточность - восхождение одной команды альпинистов, одиноких в контакте с горной стихией.
Коллективные усилия по восхождению на вершину означают "коллективное изнасилование" на горе и не имеют ничего общего со спортивным вызовом, с более глубокой связью человека с горой.
Разница между гималайским альпинизмом в большой экспедиции и гималайским альпинизмом в небольшой независимой команде такая же, как между сексом в борделе и сексом в интимных и личных отношениях.
Пора и журналистам СМИ уже понять эту разницу.
Я считаю, что эпоха "военных экспедиций" советского образца подходит к концу. Думаю, меня больше вдохновляют поступки тех, кто поднимается зимой в чистом стиле в Карпатах, чем тех, кто участвует зимой в "парках развлечений" в больших командах
Так почему же большие экспедиции так приветствуются в мире?
Трагедия гималайского альпинизма в том, что СМИ живут сенсациями и играют с клише поп-культуры - славой, соревнованием, смертью - и зарабатывают на этом деньги.
Они создают кумиров, например, Гималайскую корону или К2 зимой.
Я верю, что стандарт чистых отношений укрепится в умах альпинистов, но мне интересно, проникнет ли он в СМИ?.
Общение альпинистов со СМИ может быть трудным, а иногда и чрезвычайно рискованным.
Почему?
Однажды в контексте моей рискованной альпинистской карьеры один репортер спросил меня, почему я выжил. Я ответил весьма не стандартно: «Потому что я трус».
Я думал, что таким образом я дам ему повод задуматься. В конце концов, у меня была одна из самых рискованных коллекций восхождений во всем гималайском альпинизме. Я говорил о способности общаться со своим страхом, а вместо этого журналист изобразил из меня идиота, восприняв меня буквально и превратил этого «труса» в смешную и страшную историю!
СМИ не понимают спортивной и этической составляющей альпинизма и устраивают для обывателей "дискотеку". Так что я очень рад тому, что шерпы поднялись на К2, поскольку я надеюсь, что это положит конец полному краху, который опустошил польский гималайский альпинизм за последние 20 лет.
Что не так с польским гималайским альпинизмом?
Собственно все.
Прежде всего, следует отметить, что ураганный ветер, низкие температуры и проявление терпения в ожидании погодного окна не являются сутью альпинизма.
Зимний гималайский альпинизм заслуживает моего уважения, но, ради всего святого, то, как его реализовали его создатели, привело нас к спортивному и этическому упадку за 20 лет. Польским гималайским альпинизмом руководили прирожденные альпинисты, такие как Артур Хайзер, Кшиштоф Велицкий, Януш Майер, поэтому эту программу превратили в прохождение легких классических маршрутов без технических трудностей.
Кое-где на этих маршрутах появлялся уклон в 55 градусов, где приходилось использовать ледоруб, но это были не завораживающие своей вертикальной эстетикой стены, а скаты с небольшим наклоном, что гораздо хуже.
Невозможно представить, чтобы среди этих джентльменов было согласие на безнравственное использование высокогорных носильщиков, жизнь которых покупается за гроши.
В результате национальная программа построения славы превратилась в национальную программу истребления, как в смысле гибели людей в горах, так и в смысле упадка альпинистского духа.
Исследование девственных регионов было исключено из польского альпинистского менталитета, восхождение в альпийском стиле исчезло, и, наконец, исчезли амбиции по поиску вертикальности и исключительных трудностей.
Все, что осталось, - это прославляемая средствами массовой информации высотная работа, которую сменяющие друг друга поколения польских альпинистов воспринимают как образец и норму.
Горстка выдающихся альпинистов остается в тени.
Но разве этот высотный альпинизм не лучший способ добиться успеха?
Да, это самый эффективный способ подняться на восьмитысячник. И шерпы это очень хорошо показали. Но в чем смысл?
Что такого в восхождении по стандартному маршруту, который в течение многих лет обвешивался километрами перил.
Сама по себе - К2 предлагает честную игру, но на ее склонах построили совершенно искусственный парк. Здесь нет места человеческому контакту со скалами и льдом или, в более общем смысле, со стихиями природы; остается только протолкнуть вверх жумар по веревке. Это не имеет ничего общего с идеей альпинизма, одной из самых красивых дисциплин, которая была сведена к простой дискотеке.
Как это случилось?
Истоки падения, как обычно, следует искать на пике славы. Пока наш гималайский альпинизм был движим беззаветной страстью, мы добивались потрясающих результатов, первых восхождений на исключительные непокоренные вершины; был воплощен в жизнь уникальный феномен женского альпинизма; пройдено множество новых маршрутов на восьмитысячники и другие вершины; мы показали какими могут быть чистые в альпийском стиле, отношения альпинистов с горами.
Но со временем всё это превратилось в шоу.
Общественное стремление к успеху навязывает этические и спортивные каноны, и вместе с этим в альпинизм закралась дурная тяга к суперподвигам, хитростям и горным трагедиям.
Первой каплей яда были игры под названием «Гималайская корона», которые быстро превратились в Игры смерти.
Что не так с прохождением 14 восьмитысячников?
Ничего такого. Каждая из вершин - особое достижение. Вопрос только в том, для чего это нужно. Когда книга пройденных вершин становится книгой славы, горы становятся объектом потребления, а зрелище требует постоянной подпитки. Именно тогда появляются ненормальный амбиции и горы трупов/
Вы имеете ввиду гонку Ежи Кукучки и Райнхольда Месснера?
Впервые горы превратили в стадион. Рекорд этой гонки стал намного важнее, чем значение самого восхождения. Достаточно взглянуть на три зимних восхождения Кукучки: на Дхаулагири, Чо-Ойю и Канченджангу.
Ежи "Юрек" присоединился к экспедициям уже после того, как остальные альпинисты выполнили всю тяжелую работу, когда каждая из этих гор после нескольких недель напряженной работы была провешена веревками.
Юрек просто вошел в открытый "парк развлечений". Эти восхождения противоречили идее честной игры в альпинизме и спорте.
К примеру, он достиг вершины Дхаулагири более чем через 25 дней после того, как был разбит базовый лагерь, когда гора была провешена перилами и установленными высотными лагерями до отметки 6800 метров.
Он почти месяц избегал рутинной работы.
Он отправился на Чо-Ойю за три дня до окончания экспедиции, когда гора уже превратилась в практически треккинговый маршрут с провешенной трёхкилометровой веревкой.
Юрек просто прицепил жумар и прошел на вершину.
На Канченджанге он присоединился к восхождению примерно через три недели после того, как был разбит базовый лагерь, когда сильная команда его коллег уже оборудовала гору 1400 метрами веревок и организовала заброску снаряжения в высотные лагеря до отметки 7200 метров.
Рассказы об этих восхождениях заставляют задуматься о том, что на самом деле сделал Кукучка. В конце концов, эти восхождения были моделью участия заказчика в коммерческой экспедиции, причем без всякой оплаты, потому что в Польской Народной Республике мы все были друзьями, и Юрек получил возможность восхождения на вершины бесплатно.
Он был, вероятно, самым сильным парнем во всем гималайском альпинизме, если не считать того факта, что эти восхождения были подвигом в высотной работе.
К сожалению, крах "золотых десятилетий" еще более очевиден в этическом плане, в играх со смертью и умалчиваемых мистификациях, связанных с восхождениями.
У меня нет возможности составить монографию обо всех трагедиях и всей лжи, особенно сейчас, когда последние экспедиции лишь дополняют этот рассказ.
Вероятно, источником польских альпинистских афер и упадка порядочности является Броуд Пик.
Начнем с центральной вершины Броуд Пик, которая мне близка, потому что я поднялся на нее вместе с Кукучкой в 1984 году. Согласно гималайским хроникам, в июле 1975 года на вершину поднялись Казимеж Глазек, Януш Кулис, Марек Кенсицкий, Богдан Новачик и Анджей Сикорский.
Последние трое погибли при спуске. Центральная вершина Броуд Пик была в то время была одной из трех последних непокоренных восьмитысячников. Вскоре после экспедиции Ромек Бебак объявил, что восхождения на вершину не было.
Почему?
Правду раскрывает описание предполагаемой вершины и ее окрестностей. Когда погода ухудшилась, Глазек был в связке с Кулисом, который остановился на верхней отметке. После краткого обсуждения они решили, что достигли вершины, и Глазек поставил контейнер с именами членов команды возле скального выступа. Как из отчета Глазека, так и из отчета Бебака ясно, что к тому времени, когда они достигли этих предполагаемых вершинных скал, оба все еще находились на крутом склоне хребта.
На самом же деле вершина пика Броуд Пик Центральный представляет собой полностью заснеженный и абсолютно голый купол, на котором нет даже намека на скалы. Глазек и Кулиш даже не вышли из крутой части хребта, что подтверждается современными фотографиями, показывающими район вершины. Я сам хорошо помню те 100 метров пологого спуска с вершины по снегу в сторону гребня, прежде чем я дошел до первых скал и смог начать спуск по гребню.
Кто-нибудь проверял их восхождение?
Именно здесь, во имя общего блага «Церкви Польского альпийского клуба», начинается очередная фаза упадка.
Откуда нам знать о проверке их слов?
Истории о разного рода обмане продолжают циркулировать в альпинистском мире, но сопротивляться им не так уж и важно. Польский альпийский клуб проигнорировал сенсационные заявления Бебака, и еще более сложная ситуация возникла после предполагаемого восхождения Ванды Руткевич (Wanda Rutkiewicz) на Аннапурну.
Трудно не уважать Ванду, она совершала новаторские женские экспедиции, она была первой полькой, которая поднялась на К2 и Эверест даже раньше коллег-мужчин. Её, безусловно, можно считать предшественником и иконой гендерного движения в польском альпинизме. Однако, когда она отправилась в свой «караван мечты» к Гималайской Короне, она "заблудилась".
Что же случилось на Аннапурне?
Очевидно, когда она поднималась к вершине Аннапурны, она встретила Рышарда Павловского, спускавшегося с вершины. Ванда довольно долго пробыла в базовом лагере, прежде чем подняться на вершину. На следующий день Велицкий заметил её в бинокль из базового лагеря, когда она поднималась к вершине. Я слышал эту историю прямо от Велицкого.
Однако через некоторое время она остановилась и повернула назад.
Вернувшись в базовый лагерь, к изумлению остальных участников, она заявила, что была на вершине. Это было горько слышать. Вскоре Ванда удивила всех еще больше и заявила, что в то утро она никуда не поднималась, что обвинения в её сторону подлые и, более того, что она достигла вершины накануне вечером.
Эти слова Ванды ошеломили всех.
Как все это интерпретировать?
Однажды мне приснился восхитительный, почти экстатический сон. Мне приснилось, что с удивительной легкостью я прохожу все восьмитысячники, одну вершину за другой. Состояние экстатического удовлетворения было настолько сильным, что, когда я проснулся, я всё еще продолжал наслаждаться видением.
Я уже осознал, что это был всего лишь сон, но сила удовлетворения сохранялась со мной еще несколько дней. Мне казалось, что я действительно поднялся на все эти горы.
Сейчас я пытаюсь во всем разобраться. Либо Велицкий хотел, чтобы Ванда не поднялась на вершину и оклеветал её, либо Ванда так мечтала о вершине, что придумала её для себя.
По приезду в Польшу Ванда представила странное свидетельство - очень плохой снимок вершины, сделанный после захода солнца. Эту фотографию сравнивали с той же фотографией, сделанной Павловским на вершине, и я снова обнаружил, что не уверен, был ли это сон или реальность. Понятно, что фотография Ванды сделана из другого места, хребет внизу виден под другим углом, а далекие виды полностью смещены.
Что говорит на это Польский альпийский клуб?
Благо «Церкви Польского альпийского клуба» требует жертв, восхождение «признано», хотя даже любой старшеклассник, разбирающийся в тригонометрии, может увидеть обратное. В конце нашего разговора я не могу не упомянуть свое приключение с Велицким.
Речь идет о его умелых манипуляциях в отношении его предполагаемого восхождения на восточную стену восьмитысячника Дхаулагири.
Мы говорим о Вашем восхождении в 1980 году?
Да, но за более чем 20 лет эта экспедиция все меньше и меньше становится моей и все больше и больше победой Велицкого.
Маршрут был объединен с линией Людвика Вильчински, Рене Гилини и Алекса Макинтайра в 1980 году. Велицкий поднялся на вершину десятью годами позже, в 1990 году. Когда он представил этот «маршрут Велицкого», я был поражен.
Его хитрый трюк заключался в том, чтобы нарисовать свой предполагаемый маршрут 1990 года на фотографии в полсантиметре от нашей, изначальной линии 1980 года.
Обе линии поднимаются вплотную друг к другу по узкой полосе льда на протяжении 2000 метров, и только первые 150 метров или около того шли по ранее нехоженному участку.
Это было просто вопиющее заявление, потому что нельзя говорить о создании нового маршрута на ледяной полосе рядом с существующим.
Также в 1980 году каждый из нас, как и Велицкий, лазил по стене в одиночку, поэтому каждый из нас выбрал линию лазания между участками льда и снега по своему вкусу.
Итак, следуя остроумной идее Велицкого, во время нашего восхождения было открыто четыре разных новых маршрута!
Уже почти 20 лет появляются публикации, в которых маршрут Велицкого представлен как оригинальный, вместо нашего, 1980 года.
И так уже 20 лет?
Избегая международного скандала, я пытался исправить ситуацию с Петром Дроздзом в его книге о Велицком, но, хотя Дроздз заметил вопиющую фальсификацию, он явно не хотел обижать Велицкого; а частичное исправление принесло мало пользы, поскольку, в отличие от текста, на фотографиях в книге этот путь по прежнему обозначался как "маршрут Велицкого".
Но накануне моей публикации в международных СМИ, Дроздз честно представил маршрут на польском портале Góry.
Сам Велицкий так и не исправил своей фальсификации и еще несколько месяцев назад на портале Wspinanie, появилась еще одна публикация, посвященная прекрасному маршруту Велицкого на Дхаулагири, эта публикация была удалена только после протеста Вильчинского.
Умные люди знают, что терпеливое умалчивание лжи превращает ее в правду.
Можно ли из национальной группы выбрать хорошую команду?
Часто бывает так, что группа складывается из совершенно незнакомых друг другу людей. Давайте посмотрим на формирование трагической зимней экспедиции на Броуд Пик в 2013 году (от ред: той, которая совершила первое восхождение: четыре альпиниста стояли на вершине, но двое из них не вернулись).
Именно тогда проявился гималайский талант Януша Голаба (Janusz Gołąb)..
В 2012 году он совершил первое зимнее восхождение на Гашербрум I вместе с Адамом Белецким, и для поляков было бы глупо не воспользоваться этим талантом, тем более, что на самом деле, было очень сложно собрать команду на Броуд Пик.
Голоб и сам был заинтересован в этом восхождении, но ему отказали, предоставив финансовую поддержку в размере лишь трёх-четырех тысяч долларов, что не покрывала расходы даже на акклиматизацию.
Вместо Голоба, наряду с Белецким в состав сборной добавились многообещающий Артур Малек, ветеран альпинизма Мачей Бербека и новичок Томаш Ковальский.
У меня есть неприятное чувство подозрения, что включение чистокровного альпиниста в национальную программу "борьбы с альпинизмом" могло нарушить внутренний порядок.
Я уверен, что будь в составе команды Януш Голаб, восхождение на вершину прошло бы гораздо более безопасней.
Стоит отметить, что в следующем сезоне Голоб поднялся в соловосхождении на вершину К2 (от ред: в летний период) и без использования кислородных баллонов!
Мачей Бербека (Maciej Berbeka) и Томаш Ковальский (Tomasz Kowalski) поставили все на "на кон" на вершине Броуд Пик
Пришло время перейти к играм со смертью.
История этой трагедии - очередной этап упадка порядочности польского альпинизма.
Два члена команды. побывавшие на вершине - Ковальский и Бербека, погибли при спуске. Образ альпинистов, умирающих в одиночестве от истощения, ужасает, но не менее отталкивают повествования участников этой трагедии.
Важно отметить, что практически никогда так не бывает, что на вершину горы группа поднимается одной связкой, все вместе, и рассредоточение альпинистов по маршруту уже много лет является спорным вопросом в этике альпинизма.
Я был бы склонен отстаивать мнение выживших, но невозможно не обратить внимание на некоторые шокирующие комментарии, последовавшие за трагедией.
Адам Белецкий (спустившийся после восхождения на вершину) сказал, что это Ковальский и Бербека оставили его одного на гребне, потому что он был сильно уставшим, и продолжили путь на вершину без него. Таким образом, кажется, что Адам боролся за свою жизнь и сумел подняться и спуститься с горы: весьма неплохо для человека, который изо всех сил пытался выжить.
К утру Ковальский не подавал никаких признаков жизни, и из базового лагеря можно было видеть свет налобного фонаря Бербеки, спускавшегося в нескольких сотнях метрах над высотным лагерем, где находился Белецкий.
Тем же временем высотный носильщик. пакистанец Карим попытался отправиться на поиски Бербеки, а Белецкий начал спуск в базовый лагерь, что снова вызывает недоумение и правомерные обвинения в его бегстве с горы.
Белецкий оправдывался, говоря о каком-то долге совести участников экспедиции и объясняя, что он следует приказам руководителя экспедиции. Карим, напротив, выразил свое мнение: что если бы у него был напарник, они могли бы спасти Бербеку.
Я могу понять состояние Адама: сильное физическое истощение, простить его страх и поспешность, но, когда он сводит свою этическую дилемму к трагической ситуации, связанной с военной дисциплиной, я теряю веру в значение гималайского альпинизма.
Но на этом упадок порядочности не остановился.
По прибытию в Польшу версия событий изменилась: выяснилось, что никто не видел, чтобы Бербека спускался с горы и говорилось, что этопросто показалось повару экспедиции из базового лагеря. Интересно, как же повар мог распознать Бербеку на горе?
А записи разговоров с двумя умирающими на горе, записи, которые были в руках Велицкого: часть из них просто напросто исчезла.
Это подтвердили и в комитете Польского альпийского клуба...
Были ли еще подобные случаи?
Горы смертей тех времен полны спорных моментов и откровенно неправдиво представлены в СМИ.
Смерти описанные в книгах, посвященных Кукучке, - это элемент духа мужества и героизма.
Для меня они остаются этическим кошмаром, о котором я не могу говорить уже 30 лет.
Смерть или преподносится героическим элементом или обходится молчанием, как и ее этические обстоятельства.
Во время экспедиции Артура Хайзера на Лхоцзе в 2012 году на маршрут погиб Темба Шерпа, который был «наемным рабочим» в команде.
Вы когда-нибудь слышали об этой смерти?
Смерть шерп СМИ обходят стороной, потому что, они умирают в работе над возвеличиванием польского гималаизма, да еще и получая за свою работу зарплату в несколько тысяч долларов США.
В 1974 году при спуске из третьего лагеря (7300 м) замерз режиссер Станислав Латалло, спускавшийся с Тадеком Пиотровским и Юреком Сурделом. Эта смерть, напротив, была широко освещена Польским альпийским клубом, который обвинил в этой трагедии Пиотровского, исключив его из сообщества.
Между тем, сам Пиотровский понятия не имел, что Латалло остался один на другом конце веревки, потому что его напарник Сурдел спустился в лагерь.
Кроме того, замерзший Пиотровский и сам нуждался в помощи - он обморозил пальцы на ногах. А Латалло нисколько не был высотным альпинистом и вообще не должен был находиться на такой высоте зимой.
И я считаю, что в этой трагедии виноваты интересы Польского альпийского клуба.
Смерть Коняка на Южной Аннапурне также почти не заметили, хотя с этической точки зрения обстоятельства были ясны. Коняк спускался с Велицким, который страховал его вверху, но внезапно он сорвался и пролетев около восьми метров, получил травмы, от которых он скончался через полчаса. Небрежность Велицкого в обеспечении страховки могла стать причиной гибели его товарища.
Говорят, что в горах партнер - залог безопасности.
В альпинизме до сих пор жива культовая поговорка, согласно которой нельзя бросать партнера, даже если это глыба льда. История польского альпинизма трагична и полна жертв, в основном из-за случайного сотрудничества, которое иногда было основано на соперничестве.
Если бы Белецкий был на гребне Броуд Пик со своей сестрой или отцом, он, вероятно, столкнулся бы с большими дилеммами, не говоря уже о комментариях после трагедии.
Нелегко судить о возможностях других альпинистов
Конечно, и по этой причине я бы не осмелился обвинить Кукучку, Велицкого или Белецкого в этих смертях, но я обвиняю их в бесчувственности.
Конечно, они могли спасти некоторых из своих партнеров. В резюме Кукучки и Велицкого самое ужасное - это быть свидетелями гибели девяти напарников. Оба они, словно швейцары, время от времени открывали своим напарникам дверь в загробную жизнь.
Но почему, и во имя каких ценностей, ради славы?
Что же это за линия жизни такая?
Смерть омрачает образ гималайского альпинизма.
На последних сотнях метров к вершине Эвереста долгие годы оставалась дюжина трупов.
Этот высокогорный консьюмеризм чертовски не аппетитен.
В 1986 году Кукучка и Велицкий совершили первое зимнее восхождение на Канченджангу. У них обоих были отличная физическая форма для восхождения, но при этом полное отсутствие чувств к умирающим напарникам.
Будучи уже в нижнем лагере Анджей Чок всю ночь кашлял, и, хотя ему была оказана медицинская помощь, он был очень слаб.
Далее, перед штурмом вершины, его кашель и слабость лишь усилились, и на рассвете у него больше не было сил ни подниматься, ни спускаться.
Он попытался спуститься, получилось немного, но далее его перетащили в базовый лагерь его товарищи, которые только что проложили веревки по всей горе для Кукучки и Велицкого.
Вечером того же дня Чок умер от отека легких.
Ежи Кукучка (Jerzy Kukuczka) и Анджей Чок (Andrzej Czok) после восхождения на Эверест в 1980 году
Каждый гималайский альпинист знает, что такое отек легких и как он проявляется, но, похоже, мало кто понимает серьёзность ситуации.
Более того, По дороге на вершину, Кукучка выключил свою рацию. Не знаю, что могло разбудить его чувства. Возможно, Юрек отреагировал бы, если бы сам Христос на кресте, который он носил на шее, внезапно ожил и прошептал: «Юрек, что ты делаешь, Чок умирает!».
Приходилось ли Вам, лично, сталкиваться с подобными дилеммами?
Я старался избегать этих драм, наверное, потому, что мы с напарниками были совсем одни. Несмотря на серию крайне рискованных ситуаций в восхождении, идя без поддержки, без возможности эвакуации, никто из нас не пострадал. Кто знает, может быть, факт нахождения во власти горы активирует скрытое шестое чувство.
У Кукучки дважды случился припадок, пока я с ним поднимался, на Броуд Пик и Гашербрум Восточный.
Я испортил все восхождение, потому что стал документировать его состояние.
Больной напарник - более тяжелое бремя, чем собственная болезнь. Я не христианин, но меня убеждает пересказ известной христианской заповеди, которая как нельзя лучше подходит для гималайского альпинизма: «Заботься о ближнем, как о себе самом».
Я думаю, что правильное умственное упражнение для хорошего партнерства - это вообразить альпинизм в связке со своим сыном или любимым человеком. Если бы мы практиковали эту визуализацию, возможно, Чок, Ковальский, Бербека и многие другие остались бы в живых.
Восхождение в чистом, альпийском стиле означает не только обладание высшей степенью качества альпиниста, но и более глубокое партнерство.
У меня было два или три напарника, с которыми была такая странная ситуация, что кто знает, может быть, в их случае лучше было бы остаться с глыбой льда.
Я предпочитаю не думать о том, смогу ли я выдержать эту ужасную преданность незнакомцу. В консорциуме, где человек лицом к лицу сталкивается с горой, обнаруживается, что он обречен на верность.
Если бы на горе сидели два человека, пусть даже два сумасшедших, но обреченные заботиться о выживании в паре, в конечном итоге у них проявились бы некоторые человеческие черты.
С другой стороны, в команде альпинистов, даже небольшой, иногда можно увидеть шокирующее поведение.
Что Вы имеете в виду?
Во время первой попытки восхождения на Гашербрум I с Кукучкой, я потерял кошку.
Спустившись в палатку на 7300 м, Кукучка сказал мне, что на следующий день он попробует самостоятельно пройти другой, более легкий вариант.
Его упорство тогда глубоко поразило меня, потому что это означало, что он оставит меня одного на высоте 7300 м, без кошек, без веревки, без еды.
Я обдумывал то, что он мне сказал, и, в конце концов я разозлился. Ладно, раз уж мы друг другу - "обреченные партнеры", будем вместе мучить друг друга. Я решил подняться с одной кошкой, зная, что это было чертовски рискованно.
Однако я предпочел это развитие событий, непонятному времяпрепровождению в лагере на 7300 метров.
И тогда произошло чудо: спустя 200 метров восхождения я нашел на склоне потерянную кошку!
Не смотря на обиду на Юрека, движимый зовом горы, в 1986 году, я снова объединился с ним в экспедиции на восьмитысячник Манаслу.
Через три недели многие годы дружбы стали благословенными....
Юрека преследовало слепое желание во чтобы то ни стало взойти на эту гору, закончить "проклятую гонку" на восьмитысячниках. Он не соприкасался с опасностью, как будто у него в голове была черная дыра, и ему требовалась только одна команда: корона Гималаев.
Тогда он был в полном подчинении "диктатуры риска".
Дважды он был близок к тому, чтобы отправить свою команду в мир иной. Время от времени на склонах сходили лавины, и он пытался заставить команду выйти на единственный склон, все еще покрытый снегом.
Это была разновидность "русской рулетки" с той разницей, что из шести пуль было вставлено пять, а не одна.
Несколько недель спустя, будучи уже без меня, он повторил тот же трюк в еще худшем варианте: поручая Карлосу Карсолио и Артуру Хайзеру пройти лавиноопасный склон горы.
Оба альпиниста попали под сход снежной массы, и только после второй лавины Кукучка пришел в себя. Однако к тому времени у него уже было четыре погибших напарника за последние два года.
Я не мог смириться с его отношением и разошелся с ним окончательно.
30 лет я не мог сказать об этом ни слова....
Правда ли что альпинист никогда не говорит напарнику: «Сейчас я не могу пойти на вершину, давай попробуем в следующий раз»?
Вы даже не представляете, как унизительно для альпиниста сдаваться.
Каждый из нас воспринимает неудачу это как потерю чести и статуса "воина".
Альпинисты предпочитают говорить: «Давай попробуем, мы можем подняться, но это будет нелегко».
Это знаковая цитата из истории альпинизма.
Обстоятельства смерти Тадека Пиотровски имели много общего с такой ситуацией. Следует помнить, что Пиотровский был одним из сильнейших в истории польского альпинизма.
Даже русские отзывались о нем с восхищением и называли его «полтора человека».
Тем не менее, тот парень, который был так силен во время восхождения на К2 с Кукучкой, после двух ночей на высоте 8000 метров, попросил Юрека одуматься и вернуться к штурму вершины позже; он просил его как минимум дважды.
К слову сказать, это был первый раз в его жизни, когда он поднялся на высоту более 8000 метров.
Тем не менее, его мольбы, не имели результата, до вершины оставалось всего 200 или 300 метров, и Юрек, конечно же и не думал сдаваться.
После третьей и четвертой ночевки на высоте более 8000 метров они оба были истощены.
Вы знаете, что кричал Пиотровский, когда его второй ледоруб сорвался и он улетел в ледовую пропасть, рядом с Кукучкой? Одно только слово: «Юрек!».
Даже сегодня его крик, это одно слово сводит меня с ума.
Безусловно, Юрек - не убийца, он не убивал своих товарищей, но определенно, он мог их спасти.
Вот оно - проклятие амбициозного гималайского альпинизма.
Когда Юрек рассказал мне об этом крике Пиотровского, я увидел, как на его сдержанном лице появилась морщинка. Я думаю, что некоторые из этих смертей вызвали у него раскаяние, но в любом случае, через несколько месяцев, уже на Манаслу, он снова открыл дверь в мир иной. Четыре гибели за два года....
С другой стороны Велицкий, который "более элегантно" разделил гибель своих пяти товарищей.
Я убежден, что многие годы близкого соприкосновения с опасностью и риском заставляют альпинистов терять чувство угрозы.
Ими больше не руководит страх, а вместо этого приходит смелость, о которой слепые амбиции просто не знают.
Может, они недостаточно ясно говорят, что больше не могут рисковать?
Вы имеете в виду, что альпинисты не жалуются?
Даже супруги не любят жаловаться!
Я уже объяснил: у альпинистов очень развито чувство собственного достоинства, выпрашивать что-либо было бы позором для них. Так что они скорее говорят: «Да, я могу, но будет трудно и рискованно».
Даже если на кону жизнь?
Альпинисты, да и мы вообще, редко когда уверены, что на кону стоит жизнь.
Нас преследует вопрос: моя слабость - шепот злого демона или голос провидения?
Никогда нельзя быть уверенным, что это вопрос жизни или смерти и что в какой-то момент пути назад уже не будет....