Кшиштоф Велицкий: (Krzysztof Wielicki)
Ранее мы публиковали большое интервью выдающегося польского альпиниста Войцеха "Войтек" Куртыки (Wojciech "Voytek" Kurtyka) для популярной национальной газеты Газета Выборча (Gazeta Wyborcza) в котором он обвиняет своих соотечественников (прямо и косвенно) в обмане, фальсификации и приведении к условиям, повлекшим за собой гибель товарищей.
Безусловно, на такие обвинения не мог промолчать один из упоминаемых Войтеком альпинистов - знаменитый поляк Кшиштоф Велицкий (Krzysztof Wielicki).
Велицкий прекрасно понимал, что Куртыка критиковал не только великих польских альпинистов, в том числе и его самого, упомянутого в интервью с множеством ссылок на более или менее известные эпизоды его альпинистской карьеры, но и назвал польский гималайский проект саркастически «Церковь польского альпийского клуба».
Кроме того, чтобы разрушить миф, рожденный первыми зимними восхождениями на зимние восьмитысячники в 80-х годах, он безжалостно «вышибает опору» из-под ног приверженцев польских побед, говоря о Ежи Кукучке и Ванде Руткевич, а также самого Велицкого и, возможно, самого известного представителя нового поколения, а именно Адама Белецкого.
Как можно видеть, Велицкий крайне раздражен этими обвинениями, но в своих ответах, он сдерживает себя от прямой конфронтации, в надежде на личное общение с Куртыкой.
Следует также помнить, что в прошлом Куртыка, правда более косвенно, но всё же демонстрировал негативное свое отношение к польским альпинистам. Например, когда он говорил о фигуре Томаше "Томек" Мацкевиче (Tomasz Mackiewicz) как примере истинного, чистого альпинизма.
Но если есть что-то, что можно сказать о поляке, который, к сожалению, умер в 2018 году на горе Нангапарбат, горе, которой он посвятил долгие годы жизни, так это то, что он сам не хотел бы быть примером, поскольку он совершенно не соответствует ни одному жизненному образцу.
Его восхождение - зимой, зачастую соло и упорство на грани жизни и смерти - было и остается просто уникальным.
Повторения такого подхода вряд ли можно кому-то рекомендовать повторить.
Представляем Вам интервью - ответ Кшиштофа, данное им также газете Газета Выборча (здесь представлены основные моменты интервью из статьи итальянского журналиста Алессандро Филиппини (Alessandro Filippini)
Кшиштоф Велицкий: (Krzysztof Wielicki) и Ежи Кукучка (Jerzy Kukuczka)
Вы расстроены?
Я зол.
Почему?
Не могу забыть последнее интервью Войтека Куртыки.
Оно Вас ранило?
Мы много раз были в Гималаях вместе, у нас были впечатляющие успехи и мы писали историю альпинизма, мы первыми начали зимне восхождения на восьмитысячники. Альпинисты моего поколения и наши предшественники построили "золотое десятилетие польского альпинизма", и сам Войтек Куртыка внес в это дело большой вклад.
Теперь же он влил "ложку дегтя" в наше альпинистское сообщество, обесценив то, что было сделано и достигнуто не только теми, кто все еще жив среди нас, но и теми, кого сейчас нет.
По его словам, мы были не чем иным, как обычными «высотниками», людьми, которые избегали вертикальных стен, больших трудностей и использовали веревки, проложенные в основном шерпами, что не совсем так, поскольку польские экспедиции воспользовались помощью шерпов на очень минимальном уровне, частично по этическим причинам, а частично по чисто экономическим причинам.
По словам Куртыки, Вы исказили суть гималайского альпинизма, вы "изнасиловали горы". Вы обманывали?
Обман - это тяжелое обвинение, которое я с удовольствием передаю обвинителю. К сожалению, наши общие коллеги, которых уже нет с нами, не могут защитить себя. Войтек де-факто решил, что то, что они делали в горах, было ничем иным, как вздором и что они не сделали ничего выдающегося.
Никому из нас никогда бы не пришло в голову так говорить о Войтеке Куртыке. Его достижения великолепны, но было бы неправдой сказать, что только он мечтал о сложных и вертикальных стенах, в то время как остальные польские гималайские альпинисты даже не осмелились взглянуть на них. Просто приложите немного усилий и взгляните на историю с 1960-х по 1990-е годов.
Вы были друзьями ...
С Войтеком? Мы никогда не были друзьями, но у меня были с ним честные отношения. Я не знаю, что случилось и по какой причине сейчас, спустя столько лет, он меня обвиняет в обманах
Видимо, Вы приписали себе его маршрут по восточной стене Дхаулагири.
Это неправда! В 1996 году вышла моя книга о прохождении Гималайской короны. В разделе, посвященном Дхаулагири, на самом деле есть иллюстрация, указывающая на то, что этот новый маршрут - авторства Кшиштофа Велицкого.
Я этому особо и не придавал значения, поскольку меня более всего занимал проект прохождения Восточной стены соло за 16 часов.
Для подготовки к восхождению я опирался на журнал «Татерник» 1981 года, в котором сообщалось о маршруте Куртыки и трех его спутников на Дхаулагири, который, однако, проходил ближе к скалам.
Я же думал, что пошел по другому пути, тем более что я использовал другой вариант старта маршрута.
Вскоре я забыл об этом. Во время подготовки моей книги «Мой выбор» этот факт всплыл на поверхность.
Войтек Куртыка позвонил Петру Дродёву и попросил его внести исправления в издание. Мы втроем встретились до того, как книга была напечатана, и я сказал: «Войтек, мы прошли тем же маршрутом, но кого это волнует, не обязательно считать это моим новым маршрутом. Напишем, что это вариант вашего маршрута». Войтек согласился. На этом конфликт был исчерпан.
В этой книге есть фотография с точным указанием, того, что линия, по которой я шел, является вариантом маршрута Куртыки. Также в моей следующей книге, которая носит название «Jeden dzień z ycia», упоминается маршрут Куртыки.
С тех пор, как мы договорились, ни разу я не говорил, что мое восхождение прошло по новому маршруту моего авторства, такого не было ни в печатных материалах, ни на конференциях. Договор - есть договор.
Да, много раз мне приходилось рассказывать о том, что я прошел Восточную стену за 16 часов, так как я считал это одним из своих самых важных достижений в альпинизме, но я никогда не упоминал маршрут, по которому прошел как новый маршрут.
Войтек однажды возмутился, когда кто-то в каком-то посте на каком-то форуме имел наглость написать, что это мой маршрут.
Но я физически не могу контролировать все, что пишут в сети и кто это пишет! Я действительно не понимаю, в чем состит эта мнимая моя афера?
Однако Войтек говорит и о обвинениях большего масштаба. Как Вы ответите на обвинения в моральной виновности в гибели некоторых из ваших коллег?
И как еще он сдержался, что бы не обвинить меня, Кукучку и Белецкого однозначно виновными в гибели товарищей.. Он описывает это как "швейцар, открывающий дверь в загробный мир"... это весьма поэтично
Но это правда?
Правда что? Войтек говорит прежде всего о событиях, имевших место в экспедициях, в которых он сам не принимал участие, за исключением, возможно, одной. Он, должно быть, получил эту информацию из какого-то недостоверного источника, из каких-то сплетен. А может, он и читал отчеты Польского альпийского клуба, но пришел к совершенно ложным выводам, я не знаю...
Попробуем пойти по порядку. 1979 год., экспедиция на вершину Аннапурна Южная
Это единственная экспедиция, о которой я не хочу говорить.
Но это важно, Войтек в своих обвинениях говорит о гибели Юзефа Коняка.
- ...
По словам Куртыки, Коняк спускался, пристрахованный к Вашей веревке, но сорвался и пролетев 8 метров, был настолько сильно травмирован, что скончался спустя полчаса
И Войтек предъявил мне прямое обвинение.
«Коняка убила халатность Велицкого в обеспечении страховки».
Это обвинение очень серьезное, Куртыка должен принести извинения
Этот факт хорошо задокументирован.
Да, это правда.
Слева направо: Войцех "Войтек" Куртыка (Wojciech "Voytek" Kurtyka), Ежи Кукучка (Jerzy Kukuczka) и Алекс МакИнтайр (Alex MacIntyre) в 1981 году в экспедиции на восьмитысячник Макалу
Вы, Мариан Пекутовски и Юзеф Коняк покинули базовый лагерь, чтобы отправиться на разведку по маршруту. Во время спуска с перевала, соединяющего Аннапурну Южную и Хиунчули, Вы должны были обеспечить страховочную веревку для своих товарищей.
Первым спустился Пекутовский, и когда я выбрал половину бухты веревки, в нее вщелкнулся Коняк. Общаться нам троим было сложно, так как я находился на противоположной стороне перевала, чтобы страховка была максимально безопасной. Я слышал, как Йозек сказал, что Мариану нужны скальные крючья, чтобы обеспечить станцию страховки (конечно, этот склон был не просто снежным, там были и скалы).
Я отправил ему по веревке карабин с несколькими крючьями и продолжал страховать Юзека, которому выдавал веревку. В какой-то момент я почувствовал, как веревка остановилась. Я не знал, что происходит. Я крикнул, но мне никто не ответил. Обеспокоенный, я решил ослабить веревку, но проблема осталась: я мог оказаться в положении, когда и сам бы оказался в аварийном положении, поскольку на веревке все еще был человек.
Эта ситуация длилась довольно долго. К счастью, натяжение веревки было не критичным, поскольку она шла по снежному кулуару. В конце концов мне удалось воткнуть ледоруб в снег и обвязать вокруг него веревку. Я начал спускаться и через 35 метров увидел Йозека. Он висел на высоте трех метров над каменистой террасой, и Мариан стоял рядом с ним. Случилось так, что при падении на несколько метров Йозек ударился о Мариана, который не блокировал веревку, и затем упал в кулуар. Его вес стал тяжелым бременем для Йозека, который, вероятно, задохнулся. Так утверждали врачи.
По какой причине Йозек сорвался и упал на несколько метров?
Возможно вылетел карабин с крючьями. Наверняка он потерял равновесие и, поскользнувшись, завис над пропастью. Он был прицеплен к веревке только грудной обвязкой. Безусловно, это только мои предположения. Мне удалось добраться до них, но, к сожалению, Йозек больше не подавал признаков жизни.
После экспедиции Польский альпийский клуб назначил комиссию по изучению причин трагедии. О некоторых ошибках было доложено руководителю экспедиции, но ни в отношении меня, ни в отношении Мариана Пикутовского не было подано обвинений, комиссия не нашла в наших действиях нарушений техники безопасности.
Вы чувствуете себя виноватым из-за этой смерти?
Нет, хотя мы и допустили некоторые ошибки, Кристин Пальмовская в своей книге писала, что у нас не было всех необходимых страховочных обвязкок. Однако не забывайте, что речь идет о 1979 годе.
А смерть Анджея Чока на Канченджанге?
Здесь есть один момент. По словам Войтека Куртыки, Кукучка выключил рацию, когда поднимался на вершину, предполагая, что это было сделано для того, чтобы никто не мог приказать вернуться или придти на помощь пострадавшему Анджею. И сейчас я должен действовать как адвокат Юрека Кукучки, который не может защитить себя.
По правде говоря, ни Юрек, ни я раньше не думали о включении рации, мы хотели, чтобы нас услышали только с вершины, но наверху Юрек не мог найти батарею. В конце концов мы поняли, что она лежал в кармане рюкзака, и нашли ее вскоре после возвращения в лагерь. Если бы он действительно умышленно не хотел ни с кем связываться, зачем тогда тащить с собой рацию на вершину? Это был бы просто лишний вес, а рация «Климек» весила довольно много! Но он взял её и принес на вершину и ... И он не смог включить её на вершине, хотя определенно планировал сказать первые слова с вершины, проинформировав базовый лагерь о достигнутом успехе.
Есть еще одно обвинение, посильнее. Вы не знали, что Анджей Чок умирает. А может быть Вы не хотели этого осознавать?
Может быть, мы упустили это из внимание, но ведь так легко об этом говорить сейчас. Но в то время мы думали иначе. У Анджея каждый день случались приступы кашля, даже в базовом лагере. Однако в этом не было ничего странного, потому что воздух был холодным и сухим. Почти все мы закашливались.
Мы стартовали вместе из базового лагеря, двумя группами по двое человек в связке. Я с Кукучкой, и Чоком с Пшемеком Пясецким. В последнем лагере перед вершиной мы разместились в двух палатках, в одной - Юрек и я, в другой - Анджей и Пшемек. Мы залезли в свои спальные мешки, чтобы обсудить, что мы собираемся делать. Пшемек сказал, что Анджей заболел. Мы с Юреком чувствовали себя хорошо и сказали, что попробуем подняться на вершину утром.
Вы не беспокоились о том, насколько Чок плохо себя чувствует?
Нет, мы поговорили и не получили ответ типа «может, мы не справимся, давайте уйдем с горы». В горах часто бывает, что кто-то бросает восхождение, зная, что у него нет шансов достичь вершины. Мы не услышали в этих словах драматического призыва, не было никакиз признаков того, что Анджей умирает, было видно только то, что он был не в хорошем состоянии.
Итак, на рассвете мы встали и отправились на вершину. Должен признаться, что во время восхождения на вершину я ни разу не подумал о своих товарищах, которые остались во второй палатке. Я был уверен, что они прекратили восхождение и спускаются к лагерю на высоте 7300 метров.
Может быть, Куртыка имеет в виду, что Вы слишком черствы для внимания к товарищам
Мы понятия не имели, что Анджей болен настолько сильно. Может быть, если бы во время связи с базовым лагерем врач сказал: «Парни, Чока нужно немедленно спустить вниз», или если бы руководитель экспедиции приказал провести спасательную операцию ... Но ничего подобного не произошло. Пшемек Пясецкий, спавший в палатке с Анджеем, не предупредил нас о том, что Анджей был очень болен ни вечером, ни утром, когда мы покидали лагерь.
Он не паниковал. После трагедии мы поняли, что Анджей был поражен отеком легких, и это заболевание, которое развивается очень быстро, и без помощи кислорода очень мало шансов выжить даже один день.
Кажется, каждый гималайский альпинист знает, что такое отек легких и как он проявляется.
Как я должен был знать, что у Анджея отек легких? Вы серьёзно!? К тому же у него были только приступы кашля. Кроме того, он контактировал с врачом, который также не осознавал опасности. Анджею посоветовали спускаться только на следующий день. Даже врачу непросто адекватно оценить состояние пациента. Может, надо было быть поосторожнее, это правда… Конечно, мы с Юреком это сказали, но, поверьте, там, под вершиной, мы совершенно по-другому воспринимали опасности.
Куртыка: Может быть, если бы Вы оказались с «сестрой или с отцом, Ваше внимание и обеспечение безопасности были бы куда более лучше».
Конечно, только мы не ходим в горы с женами, сестрами или отцами. Наши товарищи по альпинизму - не наши дети, а взрослые альпинисты, сознательные, хорошо подготовленные, которые хорошо знают, что альпинизм сопряжен с определенными рисками и что каждый из нас, выходящий на стену, принимает все это.
Вы всегда адекватно оценивали риски?
Я всегда считал, что у меня все получится, что таких аварийных ситуаций не существует, что я всегда вернусь и выйду из любой ситуации, даже самой сложной.
Однако, если мы посмотрим на статистику аварий в горах, то увидим, что иногда, к сожалению, альпинистам этого не удается.
Вы можете положиться на силу своих рук и ног, но затем серак, простоявший пять лет, внезапно решает полететь вниз. Даже если бы мы захотели, мы никогда не смогли бы остановить лавину или валун, падающий прямо на голову.
В горах бывают ситуации, которые от нас не зависят и которые мы не можем предвидеть.
Вы можете сколько угодно верить в свои способности, но жизнь скоро заставит вас осознать, что Вы не всегда контролируете все, что происходит вокруг Вас, и тогда Вы подумаете: "Как можно сделать что-то ответственное и безопасное, что не зависит от меня на сто процентов?"
Да, на этом этапе было бы целесообразно прекратить восхождение, потому что невозможно исключить этот элемент риска. К этому нужно добавить эмоции, связанные с страстью альпинизма, которые иногда настолько велики, что Вы "проглатываете" аварийные ситуации, несчастные случаи и смерть ваших товарищей.
И по прошествии определенного времени Вы говорите себе: «Какого черта это случилось? Мои друзья мертвы, но я продолжаю лазить. Если бы я умер, они, наверное, тоже не переставали бы ходить в горы ».
- Неужели эта зависимость настолько сильна?
Да, настолько, что даже после травматических переживаний многим из нас трудно сказать «всё, на этом хватит».
Был ли у Вас такой момент?
Нет, я совсем не думал отказываться от гор, хотя были моменты колебаний.
Когда?
Когда Богдан Новачик, мой напарник и шафер, не вернулся из экспедиции на Броуд Пик Центральный в 1975 году. Эта новость пришла, когда моя жена была на шестом месяце беременности, и дома его ждал маленький ребенок по имени Кшиштоф. Мой сын получил второе имя Богдан....
Вам иногда кажется, что ваша карьера гималайского альпиниста пугающа?
Нет. Куртыка так высказывался не только о моей карьере, но о карьере каждого человека моего поколения.
Как Вы думаете, если бы не Ваша страсть к горам, некоторые Ваши напарники могли бы спастись?
Конечно, многих можно было бы спасти, достаточно было бы не брать их в экспедицию, но все не так просто. Хорошо на эту тему сказал профессор Анджей Пачковски, бывший много лет президентом Польского Альпийского Клуба: экспедиция в высокие горы - это не поездка с детьми и учителем, который должен гарантировать безопасность всего класса. Туда ходят люди, осознающие опасность, выбравшие для себя эту страсть, они хотят подняться и знают, что в горах могут возникнуть всевозможные ситуации.
Вспоминаете ли Вы о ситуациях, которые привели к гибели в горах?
Я много раз останавливался, чтобы подумать, смог ли бы я избежать трагедии, если была какая-то ошибка с моей стороны, если бы я мог сделать что-то лучше, по-другому. Вопреки тому, что говорит Войтек Куртыка, я человек не лишенный чувствительности, я также чувствую боль и печаль, когда мой друг уходит. И к смерти никак не привыкнуть. Но смерть в горах - дело не только поляков. Это коснулось также немцев, англичан и японцев ... В частности, во время великого освоения самых высоких гор. Кого и в чем винить?
Как Вы реагируете на смерть друга?
У меня проявляется гнев, но он направлен не в сторону гор, потому что не они убивают. Обычно после аварии я ищу причины, думаю, а что было бы если бы мы выбрали другой маршрут, может быть стоило подождать, может быть... Но будьте осторожны, всегда есть это «может быть». Многие из наших решений попадают в список ошибок, которые мы все совершаем каждый день. А там еще много неизвестного, много переменных. Дело не в том, что картина аварии может быть раскрыта, но есть шкала, по которой можно двигаться и можно ошибиться, поэтому выбирают самый безопасный вариант.
Это неприятная, безопасная и предсказуемая игра. Вы можете совершить ошибку в любой момент, и многие из нас ее допускали. Думаю, Куртыка тоже. Некоторым из нас просто повезло больше.
Еще раз повторяю: альпинизм - это вопрос риска, и те, кто отправляется в горы, не являются бессознательными новичками.
А как насчет Томека Ковальски на Броуд-Пике?
Это обвинение не должно быть направлено против меня. Не я определял состав команды. Руководителем экспедиции должен был стать Артур Хайзер, который выбрал участников. Однако в последний момент он отстранился и попросил меня возглавить экспедицию. Я проверил, какой опыт у членов моей команды. За двадцать восемь дней Томек Ковальски прошел четыре семитысячника на Памире и поднялся в одиночку на Аконкагуа. Я решил пригласить в экспедицию Мачека Бербеку, у которого были незаконченные дела с этой горой. Я чувствовал, что обязан сделать это, даже если и думал что он откажется. Но он сказал «да».
Куртыка в данном случае говорит о прогрессирующем упадке порядочности.
Почему?
Два человека погибли, и Вы без особых проблем избавились от вины.
Правда? Да все мои седые волосы выпали за одну ночь!
«Записи разговоров с двумя умирающими на гребне [Бербека и Ковальски], которые были в руках Велицкого, были подчищены».
Бред какой то.
Куртыка цитирует, среди прочего, Богдана Янковского, к сожалению, к тому времени умершего, из комиссии, назначенной Польским альпинистским клубом после аварии.
Жаль, что Янковский мне этого не сказал! Во время экспедиций, когда Богдан Янковский отвечал за связь, диктофон в базовом лагере всегда оставался подключенным к рации. Но у нас была небольшая экспедиция, состоящая из нескольких человек, и у нас не было радиста.
У нас не было диктофона, подключенного к рации, и это не входило в число требований экспедиции. В отчете комиссии, назначенной для расследования причин трагедии на Брод-Пике, Янковский только указал, что мы должны были постоянно записывать разговоры.
В ту ночь на Броуд-Пике я разговаривал по рации в основном с Томеком Ковальски. У меня на шее был диктофон, который записывал все. В какой-то момент я попросил Томека принять лекарство от отека. Он спросил меня, какой именно, но из-за стресса я забыл название. Я побежал в палатку столовой, где находился контейнер с лекарствами, прочитал название и вернулся, чтобы поговорить с Томеком. Затем я передал все записи, сделанные на моем диктофоне, Богдану Янковски, инженеру и связному. В приложениях к отчету Богдан фактически составил список файлов, и некоторые из них имели последовательные номера, но оказались пустыми. Это происходит, когда Вы включаете диктофон и сразу же выключаете его. Устройство создает файл и присваивает ему номер.
Мне интересно, какой смысл удалять части этой записи? Я хотел записать как можно больше, чтобы иметь полную документацию обо всем, что произошло.
Не знаю, Куртыка или кто-то другой решил, что если в разговоре были перебои, значит, что-то стирали. Более того, в отчете об этом не упоминается. Однако непроверенный комментарий об удалении чего-либо создает впечатление, что Велицкий что-то утаивает.
Была ли Ванда Руткевич обманщицей?
Поговорим об Аннапурне?
Восхождение Ванды Руткевич на Аннапурну было признано Польским альпинистским клубом, несмотря на серьезные сомнения в том, действительно ли она достигла вершины.
Начнем с конца. После экспедиции на Аннапурну я написал в своем отчете для альпклуба, что Ванда Руткевич была на вершине.
Вы написали, это ни сколько не сомневаясь?
Ванда не связалась с базовым лагерем во время восхождения, она считала, что это не обязательно. Она и раньше так поступала. Рысек Павловский, спускавшийся с вершины, встретил ее во время восхождения.
Мы не знали, была ли Ванда наверху, потому что, она с нами не связывалась. Утром мы увидели её в телескоп. Двое или трое наших альпинистов стали свидетелями этой ситуации, в том числе Рысек Павловский. Было хорошо видно, что Ванда поднимается! Почему она поднималась, когда уже должна была побывать на вершине?
Мы предположили, что, возможно, она разбил лагерь ниже и в этот момент начала подниматься на вершину. Ванда была непредсказуемой. Может, она оставил фотоаппарат или свое снаряжение выше. Я помню, как зимой 1987 года на Аннапурне она отправилась за камерой обратно по кулуару, наполненному лавинами.
У нее также могли быть галлюцинации из-за недостатка кислорода. Я не знаю, но в любом случае она утверждала, что поднялась на Аннапурну и определенно не поднималась тем утром.
Она показала несколько фотографий с вершины, не резкие, но Збышек Ковалевски из Польского альпинистского клуба заявил, что в принципе их можно считать фотографиями вершины.
Вы тогда разбирались в этом вопросе?
В своем отчете я написал, что Ванда Руткевич достигла вершины. Я считаю, что если кто-то говорит, что был на вершине, это означает, что он был там. Меня больше это не беспокоит.
Почему?
Многие считают гималайский альпинизм спортивным занятием. За исключением того, что нет медалей, связанных с восхождением на гору, и никто не платит за это премию.
Это вопрос чести и личной честности. Конечно, когда были сомнения, мы пытались расследовать, но без особых придирок.
А как же правда?
Каждый из нас должен руководствоваться порядочностью, мы должны доверять людям.
Мне кажется это немного наивно.
Может быть, но если кто-то кого-нибудь ввел в заблуждение, то ему приходилось жить с этой афёрой, каждый день смотреть в зеркало и думать, что он обманул. Это не легко. Мистификатор несет тяжелую ношу. Но это его проблема.
Так почему все-таки альпинисты пытаются доказать, что были на вершине?
Только однажды, когда я попал на Нангапарбат, мне потребовалось найти какие-то доказательства вершины. Для меня это был последний из 14 восьмитысячников и я поднимался один. Внизу по всему склону больше не было никого, только лишь пастухи далеко в долине. Я принялся фотографировать вершину. Панорама, крупные планы, сверху рюкзака.
Заглянув в объектив камеры, я заметил что-то, торчащее из-под снега. Я начал тянуть и вытащил что-то вроде латунного гвоздя с выгравированной надписью «Austria 76 HG Graz». Этот знак указывал, что колышек оставался на вершине в течение двадцати лет.
Раньше этого никто не замечал, и только когда солнечные лучи растопили ледяной покров, колышек засиял.
Я нашел свое доказательство.
Потом вдумайтесь, я даже был немного разочарован, потому что представил, что кто-то попросит у меня доказательства того сольного восхождения на вершину. К сожалению, в клубе меня ни о чем не спрашивали.
Все они придерживались мнения, что если я сказал, что был на вершине, это означало, что я был там. В то время это было так.
А сомнительные моменты никто не проверял и не исследовал?
Мы идем в горы для себя, извлекаем пользу и счастье, преодолев невзгоды, переживаем сильный ветер и мороз. Большинство из нас хорошо понимает, что в этом виде спорта победа над своими слабостями важнее, чем побитие рекордов, потому что это укрепляет характер, а ложь - не что иное, как слабость.
А стиль не имеет значения? По словам Куртыки, Вы поднимались так, как будто были в парке развлечений.
Ну что ж, может быть, теперь я открою республиканский клуб «любителей парка развлечений» в Польском альпийском клубе, и все мы, кроме Войтека Куртыки, будем его членами, а Юрек Кукучка и Ванда Руткевич будут покровителями Клуба. Зимняя секция будет состоять из тех, кто отправляется в парки приключений в самое холодное время года.
Разве Вы не чувствуете себя коллекционером вершин?
Не то чтобы я собирал Гималайскую корону. Только когда у меня уже было десять восьмитысячников, отчасти из-за давления со стороны друзей, я сказал, что стоит пройти весь путь. Тогда реально за 14 месяцев я поднялся на последние четыре вершины. Гималайская корона была не моей мечтой, а чем-то чисто случайным.
Как это случилось?
Зимой я трижды подходил к восьмитысячнику К2 но не мог его пройти. Я также трижды пробовал южную сторону Лхоцзе. Если кто-то думает, что это «походы», прекрасно, я желаю им здравствовать. Войтек Куртыка знает, что это за стена.
Три километра крутого и трудного камня.
Три с половиной километра. Помимо всего прочего, я верю, что Войтек имеет право идти своим путем в горах. В нашем сообществе мы все хорошо знаем его философию. Проблема заключается в том, что его обвинения в нашем окружении воспринимаются определенным образом, но совершенно иначе, когда он говорит про них в крупных СМИ .
Кшиштоф Велицкий (Krzysztof Wielicki) и Януш Майер (Janusz Majer) обсуждают стратегию восхождения на зимний восьмитысячник К2. Фото Reuters
Почему?
Те, кто никогда не занимался альпинизмом в Гималаях, могут быть не в состоянии понять его послание или могут неправильно его понять. Посмотрите комментарии к его интервью.
«Это больные люди. Часть из них, помимо мании величия, еще и презренна ».
Что, серьёзно?
«Это не просто противоположность спорта, для меня это конец человечества. Другими словами, также мужества и мужественности. Они не мужчины, они жалкие трусы ».
Мне позвонила Селина Кукучка, она полностью обескуражена, потрясена. Думал ли Куртыка о семье Юрека, или так он проявил свою чувствительность, обвинив нас в отсутствии семьи?
Куртыка когда-нибудь лично с Вами общался на эти темы?
Никогда. Я не знаю, что на него нашло.
Правильно ли он обвиняет Кукучку?
Юрека приглашали в свои команды все, этот факт не подлежит сомнению, и шел он в горы не ради денег не из-за какой-то бессмысленной жажды завоеваний. Обвинение в использовании работы других экспедиций, проложивших веревки? Отчасти так и было, но прежде всего на последнем этапе соперничества с Райнхольдом Месснером (Reinhold Messner).
Мы все были заинтересованы в помощи Юреку. Он был одним из нас, поляком, и это было нашей общей задачей. Кроме того, никто вместо него не поднимался на вершины восьмитысячников и не нес его туда на своих плечах. Следует ли его осуждать за использование труда всей команды?
У Юрека не было возможности организовывать личные экспедиции, поэтому он использовал те, что работали в Гималаях.
Что-то не так?
По словам Куртыки, им двигали слепые амбиции.
- Я бы назвал это соперничеством. Войтек зашел так далеко, что сказал, что другие установили все лагеря и что Велицкий и Кукучка поднимались на всём готовом. Это неправда, потому что, например, когда мы прибыли в базовый лагерь Канченджанги, первые два лагеря уже были установлены, а третий и четвертый лагеря мы создали вместе с нашими товарищами. Мы работали наравне с другими участниками экспедиции.
Читая интервью с Войтеком Куртыкой, у меня сложилось впечатление, что он хотел отменить историю, частью которой является он сам.
Почему?
Не имею представления! Может быть, он хочет, чтобы осталась только его история из той легенды польского гималайского альпинизма, а все остальные считались ложью ...
Это то, что Вас больше всего поразило в том интервью?
Он отрицал великолепную историю всего моего поколения. Меня раздражало то, что он совершенно спокойно бросил в мусор усилия моих товарищей и наших предшественников. Это запятнало память людей, которые так много сделали для мирового альпинизма.
Тезис Куртыки состоит в том, что польский гималайский альпинизм был искажен. Вас это не беспокоит?
Уместно было бы обратиться к конкретному периоду и к реалиям того времени. Все может измениться, и сегодня мы можем взглянуть на некоторые вопросы, связанные с альпинизмом, совершенно по-другому, но мы должны при этом пользоваться категориями мышления 1970-х и 1980-х годов, а не 1920-х годов 21 века ...
Почему некоторые вещи, которые раньше были естественными, теперь стали невозможными?
Мы вышли из высокогорных клубов. Мы вместе мечтали, вместе работали и вместе организовывали экспедиции. Нам было нелегко. Сегодня у каждого есть паспорт и деньги, и если вам захочется, Вы можете встретиться в аэропорту с каким-нибудь другом, которого Вы знаете только по интернету, и полететь прямо в Гималаи.
Изменился мир, другое снаряжение, другие знания и информация о горах.
Турагентства организуют практически все.
Я в этом не участвую, но уж точно не запрещаю другим! Я думаю, что Войтек также не имеет права никому навязывать свою философию. В горах нет единственно верного и правильного пути, избранного им. Есть много путей. Мы уважаем выбор других!
Он вам звонил?
Нет.
А другие альпинисты?
Постоянно
А что они тебе сказали?
Что это позор!
Это помогло?
Так или иначе, ущерб нанесен, и исправить его не так-то просто. Дело не во мне, а в моем поколении, потрясающих альпинистах. После этого интервью люди разделились на тех, кто с Куртыкой, и тех, кто с Велицким и компанией. Одни волнуются, другие счастливы, потому что разворошили сложенную историю альпинизма.
Удастся ли исправить ситуацию?
Слова не вычеркнешь, но я верю в людей. Я также верю, что Войтек Куртыка, легенда альпинизма, переосмыслит сказанные им слова и отдаст должное тем, кто ушел от нас.
