История Канченджанги: 1989 год, историческое прохождение всех четырех пиков горы советской экспедицией

Маршруты 1989 года. Сперва альпинисты поднялись по среднему маршруту, а затем прошли траверсы с левой и правой стороны к главной вершине
Маршруты 1989 года. Сперва альпинисты поднялись по среднему маршруту, а затем прошли траверсы с левой и правой стороны к главной вершине


В 1989 году участники Второй Советской гималайской экспедиции (руководитель — Эдуард Мысловский) совершают первый в истории траверс всех четырёх восьмитысячных вершин Канченджанги.
Спортивный состав Второй Советской Гималайской экспедиции включал 22 альпиниста, которые совершили рекордное количество восхождений на разные вершины Канченджанги (85 человековосхождений) и прошли беспрецедентный траверс в двух направлениях — с запада на юг и с юга на запад. По мнению шерпов, «русские сделали на Канченджанге трекинговый маршрут».
Траверс всех четырёх вершин прошли с запада на юг — С. Бершов, М. Туркевич, Е. Виноградский, А. Букреев и А. Погорелов, а с юга на запад — В. Елагин, В. Коротеев, В. Балыбердин, Г. Луняков и 3. Халитов.


Здесь представлена статья Сергея Богомолова - участника экспедиции 1989 года.
Об авторе: 64 года, ЗМС СССР, четырежды «Снежный барс», только за 1978-1990 – 60 восхождений 5-6 к.сл.; взошел на 13 из 14 восьмитысячников планеты, инструктор 1 кат., живет в г. Саратов.

Еще одну историю этой экспедиции, написанную Валерием Хрищатым читайте в статье: ГИМАЛАЙСКИЙ МАСКАРАД ТРАВЕРС КАНЧЕНДЖАНГИ

ИСТОРИЯ КАНЧЕНДЖАНГИ - 89


На вечере 4 декабря 2015 года в Доме кино в Москве Эдуард Викентьевич Мысловский (руководитель 2й советской гималайской экспедиции на Канченджангу) сказал, что Канча – «это забытая экспедиция», - и пояснил почему.
Мол, перед самым выездом в Гималаи оказалось, что денег в Госкомспорте СССР нет. Срочно стали искать на стороне и нашли в лице фирмы «Палитра» (Санкт-Петербург) под руководством Фридмана.
По договору получалось, что они нам деньги, а им все права на фото-видео-печатную продукцию. И я помню, что я подписывал бумагу, что мы где-то, что-то не имели права. Был сделан фильм, но он не нашёл большого прокатного продолжения. А больше я и не знаю, что они сделали или могли сделать.
Затем Сергей Шибаев (альпинист, журналист из Петербурга) пояснил, что ещё в 90-х фирма канула в лету, а в «нулевых» и материалы были выкинуты на свалку.

Мне тут вспомнился мой дед, человек дореволюционной закалки, который глядя на бесхозяйственность, всегда говорил - «Эх, нет хозяина», - имея в виду, что всё как бы «наше», а не «моё». А я думал – «Вот будет «моё» - появится хозяин?» Судя по экспедиции – не появилось. И сейчас, после вечера, на небольшом застолье членов экспедиции, пришли к мнению, что надо писать самим, пока еще что-то помним. Пусть мысли будут субъективны, корявы, но наши.

Конечно, была книга Василия Сенаторова «Траверс», но никогда журналист не влезет в душу к нам, спортсменам, и одни и те же факты опишет по-своему. Хоть сотню раз повтори мысль, всё равно другой человек сделает свой акцент.

Если брать глобально, то экспедиция прокатилась мощным катком. Началась, прошла и закончилась успешно за два с половиной года. Я бы отметил три важных фактора: демократичность, спортивность и результативность.
У кого под рукой нет мощной местной федерации, уважаемых тренеров и сильной команды, тот меня поймёт. Я помню – «я аж подпрыгнул»,- когда узнал, что идет зимнее восхождение на пики Коммунизма и Корженевской зимой 1986 года. Я считал, что на тот момент, я имел право хотя бы знать, если уж не участвовать, о мероприятии.
Всё свершалось где-то в недрах Москвы, в недрах Федерации альпинизма (ФА) СССР. И поэтому было очень демократично, когда все областные федерации Союза получили приглашение, чтобы сделать заявки от желающих участвовать в отборках на Канченджангу.

Требования были просты: иметь два семитысячника и быть не старше 40 лет. И таких заявок оказалось 260 штук.
Сам этот факт говорил о высоком развитии высотного альпинизма в СССР на тот момент.
Далее тренерский совет перевёл рейтинг восхождений в баллы и по баллам оставили 40 человек по взрослым и 20 человек по молодёжке, чтобы запустить спортивный процесс отбора. Это мне импонировало. У себя дома, в Саратове, я тоже давил на спортивную составляющую. Гонял лыжные марафоны в области и по Союзу. Организовывал в секции кубок по лыжной подготовке для выносливости, туда входили дистанции – 10, 15, 30 и 50 км. И до этого, работая несколько лет в Международном альпинистском лагере (МАЛ) «Памир», совершал по 3-4 семитысячника за сезон, хотя этого никто не требовал.

Чем хорош спортивный принцип отбора? Протоколом, объективностью. А поскольку альпинизм не легкая атлетика, был ещё «гамбургский счёт» для командной совместимости. Любимый вопрос журналистов: «Какое ваше лучшее восхождение, делая акцент на восьмитысячники?» Он меня всегда ставил в ступор.
Восхваляя одно, я принижал другие, а они для меня все дороги. Но вот отбор и попадание в состав команды – это лучшее, что я сделал в альпинистской карьере.

Начались отборки. Первый сбор в Приэльбрусье: ОФП, зимние скалы в вибраме, в кошках, затем два забега – 1) станция «Мир» – Приют 11 и 2) Приют 11 – седловина Эльбруса. В отборках участвовала пятёрка из первой Советской Гималайской экспедиции на «Эверест». Это Балыбердин, Бершов, Хрищатый, Туркевич и Валиев.
И если первые трое успешно вписались в процесс и были в лидерах, то последние двое были «тяжелы» и замыкали протокол. Но их всё равно продвигали.
В чём сила пятёрки? В опыте, в первую очередь высотном, но и в более широком. Они раскованно говорили с руководством, возмущались, требовали. Всё это придёт и к нам, но уже после Канчи, а в тот момент нам хотелось максимальной справедливости.

В тоже время отлетел по ОФП из казахской команды Юра Моисеев. Однако он же показал лучший результат по работоспособности в барокамере на 7500 м, но это будет уже не зачёт. Тут же надо отметить, что он попал в высотные кинооператоры и зашёл на Главную Канченджангу и даже без кислорода.
Барокамера вообще оставила смутные воспоминания. Сажали внутрь, поднимали на высоту, крутили велоэргометр, снимали кардиограмму, давали решать всякие задачки на сообразительность, брали кровь до и после. И в конце по большому счёту мы каких-то кардинальных результатов не услышали. Но был психолог, тоже заполняли всякие ребусы, кроссворды и анкеты. Вот он сказал, что мы не попадаем ни под одну методику и он затрудняется сказать хорошо ли это или плохо. Для себя я перевёл так, что мы просто неадекватные идиоты.

С другой стороны нас курировала комплексная научная группа под руководством Моногарова Владимира Дмитриевича (врач и известный альпинист из Украины - ЭКС). Он нам составлял планы нагрузок, планы тренировок с заданием их выполнения между сборами, а главное с полным отчётом за каждый день. Задавал всеобъемлющие нагрузки, было ощущение, что учитывалось даже– «кто дальше плюнет», всё было на сравнении.
Помню на станции «Мир» устроили тест на задержку дыхания, тоже всё на учёт, поневоле положишь четыре силикатных кирпича в рюкзак и будешь наматывать часами склоны вверх-вниз, что я и делал.

Летом 1987 года был сбор на Памире. Вся отборочная гвардия взгромоздилась на Памирское фирновое плато, на высоту 6200 м с целью провести забег на пик Коммунизма. Здесь же киногруппа. Помню, оператор Вася Иванюк в туристических ботиночках, что вызывало за него определённый страх. Для большего комфорта соорудили иглу (снежный дом). Задача сделать три круга, забраться на северный гребень, затем до вершины, спуск по западному гребню. Но из-за лавиноопасности прошёл только один круг, старт с 6700 м до 7400 м.
Выше узкий гребень, шли просто на вершину. Что значит «бег» на этих высотах? Ты можешь бежать, шагать, ползти, но при этом все твои «функции» на пределе, большего ты выдать не можешь. На этом отбор как бы закончился, оставили 20 человек основного состава и 10 запасного. Дальше должно было идти моделирование предполагаемого траверса, схоженность групп.

Сборы сборной к-ды СССР в Эшерах (Абхазия) на базе сборных команд СССР перед экспедицией на Канченджангу. 1987
Сборы сборной к-ды СССР в Эшерах (Абхазия) на базе сборных команд СССР перед экспедицией на Канченджангу. 1987


На осень был запланирован спортивно-восстановительно-оздровительный сбор в Эшерах (Абхазия) на базе сборных СССР. Куча сборных, по разным видам спорта, прекрасное оборудование, питание как на убой. В столовой помимо первого, второго и третьего в разных видах на несколько столов стоял эмалированный тазик творога, рядом ковш меда, сметаны, орехи, изюм, курага. Встретили стайку пигалиц - спортивная ходьба; как воробушки, а мы их бегом догнать не можем. В сауне натыкаемся на знаменитую сборную Кубы по боксу. Великий Теофило Стивенсон, знаменитые люди, руку пожать уже приятно. Отработали полтора часа в бассейне. После нас пришли тренироваться пловцы, сунули палец в воду – «Нет, мы в такой воде не плаваем. Нам надо 27 градусов, а тут только 20». А мы после еще полтора часа в «кипятке» под душем никак не могли отогреться.
Тренерский состав из нас, наверное, захотел сделать легкоатлетов. Несколько дней подряд, стартуем, 100м, 200м, 400м, 1500м, 3000м, повторно, интервально, на время. Через три дня ноги у нас были забиты как колотушки. Но еще и виду надо было не подавать.
Кросс бегали индивидуально и самостоятельно. Бэл (Балыбердин) углубился вверх по ущелью вдоль реки. Пришёл с рюкзаком хурмы; говорит – «какой-то мужик разорался, говорит моё. Но оно же в лесу, ничейное». Э.. э …, это нам кажется ничейное, тут свои правила.

Помимо всего прочего были другие плоскости подготовки, тактический план. С нами готовились девушки: сначала четверо, затем двое. Муссировался вопрос, брать женщин - не брать. Хрищатый был ярым сторонником и женщин, и подъём на траверс по юго-восточной стене, выводящей на южный гребень и добавлял – «и без кислорода». Истина рождалась в муках. Надо понять и руководство, ответственность за успех экспедиции. Большинство команды придерживалось теории гарантированного успеха. То есть траверс с севера на юг, никаких южных стен и без женщин. На голосовании так и порешили.

...Зимой 1988 года технический сбор в Чимбулаке. А летом грандиозный траверс пик Важи Пшавелла – пик Победы – пик Военных топографов, 18 км, на всё про всё 10 дней.
Перед Победой выдали снарягу. У многих она впервые. Когда пошли на выход, то по ходу подгоняли все что терло и кололо. Я вырезал утеплитель на внутреннем вкладыше пластиковых ботинок на щиколотках, так как после 2х часов ходьбы невозможно было двигаться.
На переходе Важа – Обелиск шли связанные, но по гольному льду. Улететь могли в сторону Китая только на раз всей связкой. Потом на разборе разгорелась жаркая дискуссия – правильно или неправильно это.

Карниз. Траверс сборной к-ды СССР перед экспедицией "Канченджанга-89" пик Важи Пшавелла – пик Победы – пик Военных топографов, 1988. Фото Владимира Каратаева.
Карниз. Траверс сборной к-ды СССР перед экспедицией "Канченджанга-89" пик Важи Пшавелла – пик Победы – пик Военных топографов, 1988. Фото Владимира Каратаева.


Ближе к востоку от вершины нашли сидящую мумию альпиниста[1]

Альпинист из киевского «Спартака», команда погибла в 1984 году. На ногу намотана верёвка, уходящая в снег за карниз. Когда её вытащили, она оказалась обрезанной. Похоронили, заложив камнями. В 1985 как раз была поисково-спасательная экспедиция по этому поводу ЦС «Спартака» под руководством Бориса Студенина. Но среди ледовых сераков на перевал Дикий попали в ледопад двое. Травмы, транспортировка, вертолёт и мероприятие было закрыто. На Победу в том году уже заходил в советско-американской экспедиции.
У нас же Хрищатый случайно нашёл вмёрзший в лёд дневник участника восхождения 1955 года.[2]

На осень было запланировано углублённое медобследование. Мероприятие необходимое, но не знали, что от него ожидать. Когда Гришу Лунякова на отборках на Эверест- 82 отстранили от участия с мотивировкой – «высокое МПК (было 96 единиц, такое же как Оддвара Бро, шведского лыжника, чемпиона мира, серебряного призера ОИ)», - то есть способность организма максимально вырабатывать свой энергетический потенциал – «жаль, в нем потерян олимпийский чемпион в циклических видах спорта, а у вас - вот он на стене выработает всю свою энергию и отпадёт как муха …!?»

И вот наконец-то самолёт Москва-Бомбей-Калькутта. Почему Калькутта, а не Дели или Катманду, узнал только сейчас на вечере от Мысловского. Опять из-за денег. Были такие рейсы, на которых развозили книги на русском языке для пропаганды и популяризации. Договорились и полетели. В Бомбее нас из самолета не выпустили из-за пожара. В Калькутте уже поздно вечером, а выезжали в пять утра автобусом.
Решили посмотреть город, вышли из отеля, напротив публичный дом, «работницы» предлагали услуги, ретировались. Подходили люди, плохо одетые, грязные, просили милостыню, шли за тобой с протянутой рукой. Люди спали на тротуаре или в оконных углублениях, у некоторых на ногах короста, язвы, тут же мать кормила младенца. Откровенно говоря, были ошеломлены всем увиденным.

Валерий Хрищатый с найденным во льду дневником Э. Рыспаева - участника экспедицции 1955 г. Траверс сборной к-ды СССР перед экспедицией "Канченджанга-89" пик Важи Пшавела – пик Победы – пик Военных топографов, 1988. Фото Владимира Каратаева.
Валерий Хрищатый с найденным во льду дневником Э. Рыспаева - участника экспедицции 1955 г. Траверс сборной к-ды СССР перед экспедицией "Канченджанга-89" пик Важи Пшавела – пик Победы – пик Военных топографов, 1988. Фото Владимира Каратаева.


Выехали в пять утра, поехали на север к границе с Непалом, город уже кончился, а улица не кончалась. Дома, лавки, люди и так бесконечно. Шофёр беспрерывно сигналил, доктор, Валера Карпенко, подсчитал, что максимальное время без сигнала – две минуты. Автобус, раскрашенный как динозавр на карнавале, «вела» целая команда: шофёр – сингх - чалма, усы, борода, остроконечные ботинки, дальше механик – заправить, отремонтировать, шофёр ни-ни и ещё мальчик на побегушках – он свистел, стучал по стенке автобуса, иногда выбегал вперёд, чтобы отогнать нерадивую козу или корову. А корову давить совсем нельзя, свято, восемь лет тюрьмы!

Сразу до места назначения не доехали. Остановились на «автовокзале» какого-то посёлка. Хотелось есть, было много харчёвен, но как куры на шесте, никак не могли усесться ни в какую, пугала антисанитария. Но делать нечего, мужались и решились. Легли, кто где, на рюкзаках в автобусе, кто спал на циновках в ночлежках встали в четыре утра, заеденные блохами». Поздним утром доехали до нашего пункта назначения поселка Джогбани. Возникли проблемы, груз наш здесь, но нет руководства, и выяснилась неприятная ситуация – в этом пограничном пункте уже 10 лет нет проезда иностранцам. Причина, как потом узнали, проста – в бедности района, не хотели показывать. Целый день ходили по одной улице, полицейский запретил приближаться к пограничному шлагбауму ближе, чем на 100 метров и фотографировать.
Вот местные окружили Володю Сувигу; слышно как он доказывает – «да я такой же «драйвер» (шофёр) как и вы!», - а в ответ – «э..э..э… «драйвер» с золотым фиксом не бывает!» А вот корова «создала» очередную «лепёшку» и тут же женщина её подобрала, это уже достояние – топливо для очага.

Но ничего вечного нет и все проблемы когда-то решаются. Объехав 200 км, мы перебрались в город Биратнагар, а через пару дней в деревушку Базантапур, откуда и стартанули в треккинг к базовому лагерю. В сумме у нас 20 тонн груза и это вылилось в 650 носильщиков. Каждый нёс по 30 кг, получая 40-60 рупий, но некоторые брали по два груза. Для сравнения – за раз можно было поесть рису, основной их пищи, на 12-15 рупий.
Караван растянулся на две недели, движение из-за муссонов по верху гребня, примерно на 3000 метров.

Ночевка на пер. Чон-Терен. Траверс сборной к-ды СССР перед экспедицией "Канченджанга-89" пик Важи Пшавелла – пик Победы – пик Военных топографов, 1988. Фото Владимира Каратаева.
Ночевка на пер. Чон-Терен. Траверс сборной к-ды СССР перед экспедицией "Канченджанга-89" пик Важи Пшавелла – пик Победы – пик Военных топографов, 1988. Фото Владимира Каратаева.


Во время непогоды, снега, портеры снимали тапки-сланцы, в них ещё хуже. Ноги у всех жилистые, хорошо развиты икроножные мышцы, бёдра, ступни огрублены, у многих глубокие трещины на пятках. Но возникали трудности не привычные для нас. Снег и холод распугал многих портеров и они, побросав грузы кто-где, разбежались. Выручил офицер связи, применив резкие меры, посадил в полицейский участок шестерых и сказал, что посадит и их семьи. Слух быстро разнёсся и возымел действие, все грузы постепенно снесли в одно место, недовольные ушли, а нам пришлось набирать новых портеров. Или другая ситуация.

Основная дорога шла по гребню с двумя опасными переходами, поэтому пошли низом долины через лесную чащобу с крутыми склонами. Портеры стали требовать увеличения зарплаты за опасную дорогу, а у нас смета, по которой 60 рупий и не больше. Столкнулись две системы – они требовали за больший и опасный труд большей оплаты, а мы говорили, что договор дороже денег – они в ответ, что о такой дороге вы нам не говорили. Мы застряли на четыре дня.
Сирдар (старший над носильщиками) подключил ледовых носильщиков, это отдельные люди для работы на леднике. Им было положено выдать одежду, обувь и подстилки. Из-за оптимизации наших расходов в Союзе этот вопрос решили с помощью киногруппы. Лёня Трощиненко достал в Ленинграде б/у шинели Нахимовского училища и неликвид фабрики «Скороход» - резиновые сапоги большого размера. Когда всю эту компанию одели, то получилось суперэкзотическое зрелище в сапогах и в шинелках с блестящими пуговицами. Без смеха нельзя было смотреть, некоторые залазили в сапоги прямо в кедах. За этот прокол, в конце экспедиции, пришлось расплачиваться деньгами.

"Канченджанга-1989". В столовой БЛ - слева направо - Голубев, Венделовский, Чёрный, Виноградский, Луняков, Туркевич. Фото С. Богомолова
"Канченджанга-1989". В столовой БЛ - слева направо - Голубев, Венделовский, Чёрный, Виноградский, Луняков, Туркевич. Фото С. Богомолова


Сделав по 3-4 ходки по леднику, все добралась до базового лагеря на 5500 м. Во время забросок у носильщиков кончился их любимый рис, были перебои со снабжением. Так они стали вскрывать наши баулы и выискивать высотные пайки. Потом мы встречали на снегу брошенные вскрытые и несъеденные банки с икрой. Оказалось, что они «рыбьи яйца» не едят.
Началась работа на горе. Заброска грузов и обработка маршрута служили нам одновременно и акклиматизацией. По идее нам должны были помогать 16 высотных носильщиков, объём работы большой и они были запланированы. При опросе, о желании быть на вершине, согласие дали человек десять. Для них это было важно, восходитель резко повышал свой статус. Но поначалу мы занялись их обучением передвижения на жумарах по верёвкам, поскольку, сразу же за базовым лагерем, был крутой снежно-ледовый взлёт, что нас озадачило.
Погода стояла переменчивая, солнечная сменялась снегопадами и приличным холодом. Я жил в кемпинге с Мишей Можаевым, и было здорово, когда он был на выходе, можно было залезть сразу в два спальника и соответственно для него, когда я уходил.

"Канченджанга-1989". Баня на отдыхе в зеленой зоне. Фото С. Богомолова
"Канченджанга-1989". Баня на отдыхе в зеленой зоне. Фото С. Богомолова


...Выход на гору длился 4-7 дней, в зависимости от цели, и было необходимо установить три промежуточных лагеря на основной ветке: на 6100м, 6500м и 7300м.
С третьего лагеря дороги расходились по трём направлениям: западном, центральном и южном. На каждой ветке по два промежуточных лагеря на высотах 7800м и 8200м.
Рюкзаки обычно были по 15-20 кг. На третьем выходе наша российская группа, Жека Виноградский - за старшего, Саня Погорелов, Володя Каратаев и я, делала четвёртый лагерь. Шли на смену группе Бершова в составе Туркевича, Пастуха и Хайбуллина. Они передали по рации, что до намеченной точки не дошли, поставили палатку в удобном по ситуации месте, но ураганный ветер порвал верхний тент этой импортной «Салевы», поэтому ночуют только во внутреннем, мёрзнут, в голосе паника.

У нас вдруг Саня заявил, что заболело горло, и он уходит вниз из третьего лагеря. Встретились с верхней группой в середине перехода, спускавшейся как в замедленной съёмке, перебросились мнениями. Дошли до их ночёвки с упорством обреченных, Володя сильно отставал. Ветер гудел по склону с циклом прибоя. Больше всего давило на психику его постоянство. Решили с Женей подняться на пару верёвок под скальный выступ, там должно дуть меньше.
Сходили, посмотрели, ничего подобного, всё также, но есть хорошая площадка. Спустились, взяли в рюкзаки под завязку и опять вверх. Шаг, два, три и страшная одышка. Где-то на двадцать вздохов приходили в норму. Прокачивали воздух через себя, как вентилятор, а толку никакого. Но надо, надо это сделать!
Наконец долезли, достали уже нашу, отечественную полубочку, но её вырывало из рук порывами ветра. Пытались любыми способами закрепить, удалось её расстелить, и я упал «крестом», удерживая телом, руками и ногами концы палатки. Жека стал закреплять оттяжки. Долго, очень долго он это делал, я весь промёрз, ветер всё из меня выдул. Но я его понимал, без рукавиц, на ветру и морозе, никому этого не пожелаешь. И в данной ситуации он видимо был лучший.

Владимир Кататаев и Николай Черный. Вечер памяти А. Букреева в Москве 4.12.2015
Владимир Кататаев и Николай Черный. Вечер памяти А. Букреева в Москве 4.12.2015


На следующий день думали поработать выше, ни черта подобного, при таких условиях не возможно. Сделали грузовые ходки и защитную стенку от ветра, но ветер её «сожрал». Вторую стенку сделали уже в метр толщиной, но помогла мало.
Утром стали спускаться, вниз не вверх, но тяги нет. До такой степени нет, что обидно, шли на «автопилоте».
Никогда вроде такого не было, чтобы садился отдыхать на спуске. Поздно вечером пришли в базовый лагерь. Горло воспалено, сглатывать не возможно, раздирающая боль, в организме опустошение.

А, утром, я «окосел»! До завтрака, вместе с доктором Валерой Карпенко, чистили зубы. Пожаловался ему на соринку в глазу. «Так-так, какого цвета, движется ли за зрачком, так-так. Тебе, наверное, не нужно ходить на траверс».
Боже, какой траверс, меня туда ещё никто не звал, с обработкой не кончено и состав траверсантов не утверждался,
- «Ладно, посмотрим!»
За день до четвертого выхода он мне сказал, что не пускает меня - «У тебя кровоизлияние в глазное дно. У меня такое было. Возможно отслоение сетчатки. По теории две недели стационара. По медпоказаниям нахождение человека выше 6000 метров вообще вредно!».
Меня как обухом по голове! Я к нему обясняться – «Мол, ты не понимаешь, что творишь. Нога, рука сломаны или ангина – это понятно, я бы сам не просился».
В ответ – «Нет!»
- «Слушай, я два года готовился сейчас, а в общем двадцать лет, ущемлял себя, ущемлял семью – это мой своеобразный итог» - он ответил, что меня прекрасно понимает и ему очень трудно было принять такое решение, но не простит себя, если я вернусь в семью без глаза». Я к ребятам – только сочувствие, я к тренерам, они – «Это удел врача!»

Александр Погорелов. Вечер памяти А. Букреева в Москве 4.12.2015
Александр Погорелов. Вечер памяти А. Букреева в Москве 4.12.2015


Засуетились киношники, наконец-то созрел острый сюжет. Карпенко говорил, что как врач он обязан был сделать это, но вот он меня подлечит и, если всё будет хорошо, то пустит на основной выход. Мысловский сказал, что тренерский совет возражать не будет и, обращаясь ко мне, добавил: «Сергей, горы стоят и будут стоять, какие твои годы!». Но я его «не слышал». Только гора могла нас «развести». В ответ я огрызнулся: « Уйду один наверх, ночью, мой глаз – моя ответственность!»

Сказать, что я был зол на доктора, значит, ничего не сказать! Ребята ушли вверх, делать пятый лагерь и, главное, с возможностью взойти на вершину, а я поплёлся вниз, в зелёную зону, очерняя весь мир и проклиная судьбу. Уже после экспедиции до меня дошли слухи, что ещё у двоих была такая болячка, но как-то и кто-то решил вопрос другим способом и наружу это не вылезло. И я много раз, после, анализировал ситуацию, ведь было потом ещё 14 восьмитысячников и без рецидивов. Да, переработал я тогда, перегрузился, кинулся с открытым забралом на стихию, а она этого не терпит.

Сергей Богомолов. Вечер памяти А. Букреева в Москве 4.12.2015
Сергей Богомолов. Вечер памяти А. Букреева в Москве 4.12.2015


Экспедиция в целом двигалась своим верным и степенным ходом, но были плоскости соприкосновений, будоражащих её изнутри. Первая и основная - это противостояние «кислородников» и «безкислородников».
Руководство настаивало работать с кислородом для гарантированного успеха. В противовес им группа активистов ратовала за максимальный спортивный успех, и на обработке и на траверсе идти без использования кислорода. Среди участников яркими выразителями первых были Бершов и Туркевич.
Михаил делился своими соображениями: «Вы шо? Учёные доказали, что от высоты отмирают клетки головного. Оно нам это надо! И потом, после Эвереста у нас было полно выступлений, никто особо и не интересовался, как мы шли, главное, что зашли».
Активнейшими сторонниками обратного подхода был Балыбердин и Хрищатый, как ярый выразитель всех воспитанников казахской школы под руководством Ильинского Ерванда Тихоновича.
Ну, не знаю, по поводу первого, разве что только если немного-немного. ))) А ходить без кислорода, - это «от бога», если судить по Эвересту, то примерно 10 процентов от всех восходителей, хоть в мире, хоть в России. И как показали итоги экспедиции, каждый был «себе на уме» и сходил так, как считал нужным!

Руководитель группы №2 экспедиции "Эверест-82" Валентин Иванов, ЗМС.
Руководитель группы №2 экспедиции "Эверест-82" Валентин Иванов, ЗМС.


Вторая плоскость – это отношения: киногруппа – руководство – участники. Не находилось понимания и киношники как бы мешали руководству по исполнению планов. В конце концов, они раздали кинокамеры и фотоаппараты участникам групп, при этом доплачивая за киносъёмку, что внесло раздор уже внутри групп.
Возросла нагрузка на группу, снимающий отставал и тормозил движение, но при этом оставался в выгоде. Выход напрашивался очевидный – как-то заинтересовать всех - и руководство, и участников, но этого не было сделано.

ЗМС Евгений Виноградский, Екатеринбург. Участник всех громких высотных экспедиций россиян в последние 20 лет. 4 раза на верщине и пятый - повернул в нескольких метрах. Биография в комменты не помещается.
ЗМС Евгений Виноградский, Екатеринбург. Участник всех громких высотных экспедиций россиян в последние 20 лет. 4 раза на верщине и пятый - повернул в нескольких метрах. Биография в комменты не помещается.


Пару малых «вулканов» возникло тогда, когда группа Елагина взошла в третьем выходе на Главную вершину, как бы ни по плану, с опережением графика. Хотя «показаний» для такого поступка не просматривалось, но кислород сделал своё дело. Больше всех возмущались «эверестовцы» - «и слабы, и не может этого быть, и поскольку москвичи, то «блатные». Их больное самолюбие было задето. И ещё, когда, Мысловский и Чёрный рванули на Главную вершину между четвёртым и пятым выходами.
Старшему тренеру, Иванову Валентину Андреевичу, только радикальными угрозами удалось это пресечь. Тут уже все участники, как куры в курятнике при появлении лисы, «раскудахтались» - «нарушение мер безопасности, может быть срыв экспедиции» - что было верно. Но между собой делились, что грош цена будет экспедиции, если все тренера и хозработники будут лезть на вершины, в чем тогда наша сила, готовившихся два года.

Четвёртый выход закончился очень успешно, все пять групп поставили пятые лагеря и сходили на горы. Затем собрались в зелёной зоне для отдыха и восстановления перед решающим выходом. Тренерский совет стал определять состав траверсантов. Ефимов Сергей Борисович переговорил с каждым персонально по поводу самооценки. Все как один заявили, что готовы и что траверс цель всей их жизни. Вроде всё просто, за годы отбора сложился рейтинг, сильнейшие идут на траверс, плюс-минус небольшие изменения.
И тут Валентин Андреевич говорит, что не знает по какому критерию отбирать: «Думаем от каждой группы по два человека, всего десять, пойдут «пятёрками» во встречных направлениях. Соберёмся на тренерский совет и решим».

А в тренерский совет входили, кроме тренеров, «старые гималайцы» и руководители групп. В результате «кислородники» взяли верх, Хрищатого, как наиболее «ретивого» не включили в состав траверсантов. Обстановка накалилась, привычная логика была нарушена, народ поляризовался, некоторые перестали разговаривать друг с другом...

Канченджанга 1989. Фото С. Богомолова. На вершине - Пастух, Можаев
Канченджанга 1989. Фото С. Богомолова. На вершине - Пастух, Можаев


Но время шло, и дело надо было делать. Утвердили две вспомогательные группы. Я попал в команду Виктора Пастуха вместе с Володей Каратаевым, Ринатом Хайбуллиным и Мишей Можаевым.
Наша задача была – пройти по центральной ветке, доделать её и пятый лагерь и, если будет всё хорошо, сделать восхождение на Главную вершину. К тому времени я пролечился пятью уколами на рассасывание кровоизлияния и ста таблетками на укрепление стенок сосудов. Доктор дал добро и выпустил на выход при условии – как можно раньше включить кислород и после достижения вершины сразу же вниз.
По плану наша группа вышла первой. Шли, минуя первый лагерь, сразу во второй, это стало нормой. Вечером в палатке разговорились, кто, о чём мечтает. Я сказал, что хотел бы сходить на вершину без кислорода. Витя напомнил, что у меня предписание. – «Да, я несу с собой баллон кислорода и в случае ухудшения самочувствия сразу же им воспользуюсь. Группа из-за меня не будет страдать, я буду работать также как и все».
Виктор сам врач, всё прекрасно понимал, но у него были более свободные взгляды на происходящее. Без кислорода решил идти и Ринат.

Канченджанга 1989. Фото С. Богомолова. Через трещину
Канченджанга 1989. Фото С. Богомолова. Через трещину


До третьего лагеря добрались в одном режиме. Посоветовавшись, решили на следующий день идти сразу же в пятый лагерь, это было по силам. Вышли рано утром и в хороший мороз, много снимал фото и из-за этого стал отставать, так как всё не просто. Надо было остановиться, снять рюкзак, снять рукавицы, достать фотоаппарат, сфотографировать, всё снова спрятать и ещё сделать 50 махов руками, по-другому не получалось.
А ребята тем временем шли, никто не ждал, но вот где-то на переходе через четырёхметровую трещину я их догнал. И этот рваный темп ничего хорошего не сулил. Через трещину были натянуты две горизонтальные веревки и по ним надо было ползти, а внизу метров двадцать. Пока каждый организовывался, время шло и движение стопорилось. Дальше был широкий кулуар вплоть до пятого лагеря, который был поставлен под самыми скалами.
В четвёртом забрали кислород, карематы, как планировалось. С большим грузом и без кислорода шлось очень тяжко. Кто шёл с кислородом двигались резвее, уже темнело, а мы с Ринатом болтались вдвоём сзади на перилах. Он уже плюнул на всё, надел маску, но глядя на меня, снова спрятал. На фоне темнеющего неба было видно, как ребята начали ставить палатку.

Сейчас я уже определённо могу сказать, что всё дело в темпе. Если бы мы с Ринатом шли своим темпом, а не гнались бы за впередиидущими, то было бы все нормально. И надо ходить, при равной группе, или всем с кислородом, или всем без кислорода.
Пришли мы часа через полтора после первых. Оказалось, что лагеря как такового и не было, заново пришлось делать площадку, ставить палатку. Было тесно, все были одеты, поели, расположились спать. Ноги полусогнуты, тело затекало от одной позы, которую сменить было невозможно. Надо было или положить ноги на лицо другого, или просто сесть, получался не сон, а мучение.
Все спали с кислородом с подачей 0,5 литра кислорода в минуту, а я без кислорода. Хотел быть в своём порыве, идти без кислорода, абсолютно «чистым».

Канченджанга 1989. Фото С. Богомолова. Пасха на Канченджанге, Богомолов и Хайруллин.
Канченджанга 1989. Фото С. Богомолова. Пасха на Канченджанге, Богомолов и Хайруллин.


Утром решили так – «кислородники» идут «крест», то есть, с перемычки направо, на Среднюю вершину, а затем налево, на Главную, а мы с Ринатом как получится. Где-то с 9.00 до 10.00 вышли все, снега на скалах было мало, шли в кошках, меня шатало как пьяного. На каждый шаг –два останавливался и «думал», впереди маячил Ринат. Когда мы подошли на перемычку, то ребята уже спускались со Средней, там было недолго.
И тут меня осенило, что я могу вообще лишиться горы из-за своих амбиций, потому как был уговор идти до 14.00 и после этого поворот вниз. Мужики, сходя на вершину, не стали бы ждать долго меня на спуске, дело было к вечеру и безопасность могла быть под угрозой. Я принял волевое решение, достал баллон, надел маску, а Ринат бросил рюкзак с баллоном на перемычке.

Канченджанга 1989. Фото С. Богомолова. Миша Можаев в Катманду рассматривает твердую валюту тех лет - титановые советские ледобуры
Канченджанга 1989. Фото С. Богомолова. Миша Можаев в Катманду рассматривает твердую валюту тех лет - титановые советские ледобуры


Не скажу, что мне полегчало, был такой же угнетающий надрыв, но визуально я стал идти вровень с ребятами, значит темп вырос. Медленно, но мы продвигались к цели, стали мелькать мысли, что это фантастика, что я здесь и почти на вершине. Вершинный купол – это метров двести скал 2-3 категории трудности, припорошенных снегом.
Лезли и вдруг, как-то без эмоций, увидел мёртвое тело гуся, видно не смогшего перелететь этот барьер. Володя стоял уже на вершине, а нам ещё надо было немного, и перед самым выходом наверх, он вдруг быстро стал спускаться вниз, «промычал» ему в маску, но он не отозвался.

Вышли на вершину, сняли маски, поздравили друг друга, обнялись. Было тепло, не было сильного ветра, видимости тоже, так, чуть-чуть. Сфотографировались и связались по рации с базовым лагерем. Оттуда поздравили и потребовали описать обстановку, это было необходимое условие. На вершине стоял красно-белый шест, оставленный в 1984 году японцами, расписались на нём, я оставил вымпел Саратова, взял несколько камней.
Взглянул вниз, Ринат сидел, откинувшись на скалу, и вдруг встал, и пошёл обратно, а за ним Володя, догнал и отдал ему свой кислород. Ринат двинулся вверх, когда повстречались, сказал, что выдохся без кислорода, с баллоном лучше. В голове мелькнула мысль – «А не попробовать ли сходить на Среднюю вершину» - но оставил её до момента прихода на перемычку. Тяги особой не было, желанный кислород не помогал так, как хотелось бы. Сказывалась нагрузка, кислородная задолженность, темп был выше, но также была и одышка, и после нескольких шагов останавливался и приходил в себя.

По плану хотели в этот же день спуститься в третий лагерь. Время было уже два часа дня, резвости не было, поэтому мысль о Средней отошла сама собой. Настраивал себя на том, что без кислорода до 8400 метров прекрасно, да плюс моя ситуация с глазом. Все «скатились» по перилам до пятого лагеря, забрали личное, а лагерь оставили траверсантам для подстраховки. По возможности её должна была забрать группа Сергея Арсентьева. Наверху было ещё светло, а внизу чернел уже вечер, и заметно холодало.
По перилам через четырёхметровую трещину пришлось перебираться без рукавиц. Миша Можаев попросил подтянуть его рюкзак, я ухватился за карабин и в результате всего этого пальцы потеряли чувствительность. 300 раз махал руками, но это ничего не дало, оказалось мало, пальцы не отошли. Конечно, надо было махать до появления результата, но надо было, и двигаться дальше. Уже в палатке появились на пальцах волдыри, это собственно единственное отморожение было у меня за всё время экспедиции.

К палаткам в третьем лагере подошли уже затемно, тропу занесло, и боялись проскочить. На следующий день спустились в базовый лагерь. Хотелось отдохнуть, но руководство гнало вниз, так как есть, было, нечего, и я решил спускаться, а ребята остались.
Была ещё одна причина, по которой я пошёл вниз. В этой кутерьме напряжения я где-то здорово переохладился и схватил, третий раз по жизни, рецидив воспаления простатита.

Я шёл вниз с двумя моментами, с чувством удовлетворения сделанного на горе и с чувством дискомфорта в теле. Догнал по дороге Володю Воскобойникова, нашего шеф-повара, к вечеру дошли до Рамзе. Там местный «малый» уже организовал лавку, моментально сориентировавшись и для нашей экспедиции, и для всех треккингистов, для которых этот район был закрыт 20 лет по политическим мотивам.
В Тсераме, в зеленной зоне, узнали, что четвёрка – Ефимов, Чёрный, Карпенко и шерп Бабу решили подняться на Главную вершину и уже находились в пятом лагере. Но сходили трое, Мысловский не разрешил Валере.
Парня буквально подменили, и, хотя у меня к нему было особое отношение, было очень не уютно смотреть ему в глаза.

А для шерпа Бабу эта экспедиция стала «золотым началом» его восходительской карьеры, он после побывал 10 раз на Эвересте. Это восхождение его буквально моментально вознесло, в каждой деревне он сидел на возвышении в позе Будды, а все остальные внимали его рассказам. А вообще «шерпаки» нас разочаровали, максимально двое занесли груз в третий лагерь. Или мы их «задавили», когда брали груза больше и шли быстрее, или просто нам достались не самые сильные.
Постоянно было «напряжение», то они сожгли спальники примусом, то у них болело ухо, то бок, то они требовали денег. На острие «атаки» был Ефимов, дело доходило до мордобойства. Ну, а когда они в высотных лагерях спали в наших спальниках, то после вообще был «атас», запах от них был непереносим! И хотя они сейчас проявляют чудеса выносливости, предубеждение осталось.

Когда все спустились, то состоялся разбор восхождения. Это было лихо и круто, даже не ожидал, что все выскажутся как на духу, предъявят друг к другу всевозможные претензии. Но в тот момент витал уже другой вопрос – «Как оценят наш труд?» По-моему, Василий Елагин, публично высказал мысль о футбольном принципе – «Гол и победа у всей команды». Результат был потрясающий – 28 восходителей, 49 человеко-восхождений, 85 вершино-пребываний. Но на всё это можно было по-разному посмотреть. Хорошо, что наше руководство думало также и донесло эту мысль вышестоящему руководству. Все были отмечены и достойно. Ещё на треккинге, Эдуард Викентьевич, произнёс тост на День Советской армии – «За победу над горой и чтобы после экспедиции никто не держал ни на кого обид, памятуя видимо эверестовскую экспедицию». Я думаю, что это получилось.

И хотя он после Канченджанги заявил, что никогда больше не будет руководить такими экспедициями, они, вместе с Валентином Андреевичем и всем тренерским штабом достойно и уверенно провели «корабль» сквозь «рифы» и приплыли к вершине успеха. И я думаю, что за счёт демократичности, спортивности и результативности эта экспедиции сгенерировала активность в высотном альпинизме на несколько десятилетий вперёд не только в СССР, а затем в России, но и во всем СНГ, не знаю как там уж в мире. Кто-то перестал ходить сразу после экспедиции, а кто-то ходит до сих пор, а сколько людей смотрели на них и равнялись, и продолжали совершенствоваться!

Теги: Канченджанга, история Канченджанги, восхождение на Канченджангу, Kangchenjunga, history of the Kangchenjunga, ascent on Kangchenjunga, Kangchenjunga 1989, Канченджанга 1989, экспедиция 1989 года на Канченджангу, траверс Канченджанги, traversed all four summits of Kangchenjunga
Автор: Сергей Богомолов, "ЭКС"журнал, vk.com/exmagazine
Опубліковано в

МАТЕРІАЛИ ЗА ТЕМОЮ

ІНШІ НОВИНИ РОЗДІЛУ