Родители Роберта Штайнера (Robert Steiner) жили в Тироле, и его социализация проходила в горах. В шесть лет он уже стоял на Гросглокнере на высоте 3797 метров – это самая высокая горная вершина в Австрии.
Сегодня 35-летний альпинист, переселившийся в немецкий район Альгой, имеет за своими плечами экспедиции, проведенные во многих частях земного шара. Вот уже 15 лет от регулярно участвует в восхождениях вместе с русскими альпинистами. О своем опыте этот учитель гимназии рассказал, в том числе, и в своей новой книге под названием «Один среди русских» (Allein unter Russen).
Фото с сайта Федерации альпинизма России
- Роберт Штайнер: Это не клише. По крайней мере, русские альпинисты старшего поколения после восхождения употребляют невероятное количество водки. И не только просто вечером. На следующее утро все продолжается! Для этого есть даже специальное слово – Pachmelitsja. То есть продолжить пить. Иногда все это растягивается на два-три дня. Иностранцу такое трудно выдержать.
- Но в горах ничего подобного не происходит?
- И там тоже присутствует много алкоголя. Старшее поколение даже считает, что это хорошо для акклиматизации. В день на человека приходится от 50 до 100 граммов водки. Во время восхождений иногда использовался и 96-процентный промышленный спирт из больниц, который разбавлялся льдом или снегом. Но следует сказать, что молодое поколение уже совершенно другое.
- В чем именно?
- Они очень похожи на западных альпинистов и употребляют мало алкоголя. Что касается представителей старшего поколения, то я был свидетелем того, как некоторые из них по нужде покидали базовый лагерь и потом не возвращались назад, так как просто засыпали на морене. Есть анекдот по поводу немецкого альпиниста, который после подобной попойки записал в своей дневник: «Должен быть пить вместе со всеми. Чуть не умер». На следующее утро он записывает: «вынужден быть продолжить пить. Жаль, что вчера не умер».
Горы, пиво и закуска
- Нет, но и я мог бы так написать. Со мной происходило то же самое.
- Еще одно клише: русские – пуристы.
- Они очень находчивые, когда речь идет о том, чтобы справиться с критической ситуацией. Это опять больше относится к старшему поколению, представители которого выросли в советское время. Они обладают невероятной способностью переносить страдания, не замечать холод и боль, и считать это нормальным. Они способны также в невыносимой ситуации устроиться вполне сносным образом.
- Объясните это на каком-нибудь примере.
- В районе Хан-Тенгри (семитысячник в Центральной Азии – прим. редакции газеты) мы однажды во время бури сидели по пять человек в одной палатке, подтянув к себе колени. В позе тюремного заключенного. В таком случае можно только ждать и надеяться на то, что хуже не будет. А у русских в это время пошел по кругу коньячок, что-то уже готовилось на плитке, они уже начали играть в карты и рассказывать разные истории. День ожидания пролетел незаметно. В такой ситуации я оказывался очень часто.
- Есть еще одно клише: русские альпинисты идут туда, куда другие не отваживаются пойти.
- Это неверно. Просто у них долгое время была проблема, которая состояла в том, что они не могли поехать в любое место. Поэтому они в Советском Союзе все кругом облазили и забирались в такие места, где еще не были западные альпинисты, так как и они долгое время не имели возможности туда поехать.
- Это значит, что русские отваживаются на необычные восхождения, в том числе, из-за существовавшего долгое время разделения между Востоком и Западом.
- Это в первую очередь связано с невероятным альпинистским голодом. Когда русские альпинисты получили возможность ездить за границу или после произошедших больших перемен смогли собрать необходимые для этого деньги, они сразу захотели попробовать что-то особенно сложное. В начале 1980-х годов это была, к примеру, юго-западная стена Эвереста. Южная стена Лхоцзе, которая долгое время была вызовом в мире альпинизма, в 1991 году была впервые покорена русскими.
- Русские альпинисты также известны тем, что они используют минимум необходимых материалов. Что в таком случае является рецептом успеха?
- Они способны выжимать максимум из тех средств, которые находятся у них в распоряжении. Это возможно только при наличии настоящего командного духа, который – прежде всего у старшего поколения – очень сильно развит. С его помощью они совершают немыслимые вещи, хотя каждый из них по отдельности хуже владеет техникой восхождения, чем наши ведущие альпинисты.
- Командный дух оказывается важнее индивидуального высокого результата?
- Значительно важнее. Они прекращают восхождение, если кому-то становится плохо. Спасти кого-то всем вместе – это считается у них большим достижением, и для них это важнее, чем сама вершина.
- Красноярск – это город в Сибири, где много хороших, молодых альпинистов. Даже в России все немного пугаются, когда я рассказываю о восхождениях вместе с красноярцами. Они даже там имеют соответствующую репутацию. Купание в ледяной воде. Устраивают соревнования при температуре минус 40 градусов. Тем не менее, они почти неизвестны.
- Как вы на них вышли?
- В 2004 году я занимался восхождениями в Киргизии, и после этого оказался в кафе в городе Бишкеке – столице этого государства. В этот момент туда зашли какие-то ребята – оказалось, что это альпинисты из Красноярска. Мы разговорились. Обычно альпинисты изучают друг друга, спрашивают, на какие вершины они уже поднимались, и все механически перечисляют свои достижения.
- А вас не спросили?
- В любом случае они не спрашивали меня о моих восхождениях. Они спросили, люблю ли я пить водку, играю ли я на гитаре, умею ли я рассказывать анекдоты по-русски. В конце они сказали: «А что ты думаешь о том, чтоб отправиться вместе с нами в экспедицию? Если ты владеешь техникой скалолазания, то сможешь забраться очень высоко и хорошо проведешь время. Если нет, останешься сидеть в базовом лагере, будешь пить пиво, рассказывать анекдоты и тоже хорошо проведешь время». И это также составная часть красноярского альпинизма.
- И это работает?
- Во время экспедиций с нами действительно всегда были люди, которые не занималась скалолазанием. Однажды с нами был нейрохирург, весивший целую тонну. В качестве повара и врача.
- А чем красноярцы занимаются летом?
- Они стараются как можно больше и как можно дольше быть в горах. Некоторые из них покидают Красноярск в июне, когда там становится тепло, и возвращаются в сентябре, перед первым снегом. Есть среди них и такие, кто за десять лет не видел ни одного лета. Они это называют «перелетовать».
- Еще один красноярский термин звучит так: «normalna».
- На обычном русском языке это означает «в порядке» или «все хорошо». Я поначалу был удивлен тем, что этот термин использовался в таких ситуациях, когда у одного альпиниста были обморожены ноги, когда порвался трос и закончилась пища. В какой-то момент я понял, что «normalna» означает, что все идет так, как и ожидалось. «Normalna» означает: все в порядке, еще никто не погиб.
- Своего рода безграничный оптимизм?
- Безграничная способность примиряться с ситуацией.
- Почему русские альпинисты так мало известны на Западе?
- Следует сказать, что все еще существует нечто вроде железного занавеса, который функционирует только в одном направлении. В России сообщают обо всем, что происходит на Западе. В отличие от этого, западные альпинистские издания почти не проявляют интереса к тому, что происходит на Востоке. Кроме того, ведущие российские покорители горных вершин не зарабатывают себе на жизнь альпинизмом. Они не должны или не хотят себя продавать.
- В России еще говорят так: если работа мешает тебе при восхождении, бросай работу!
- Это изречение известно любому альпинисту. Как раз в советское время многие жили только ради альпинизма. Покоритель горных вершин Анатолий Букреев был одним из немногих, кого знали и на Западе.
- Короче, так называемый Запад слишком зациклен на самом себе.
- Альпинизм после войны зациклен на Западе. Хотя альпинисты воспринимают себя как индивидуалисты, почти все они следуют известным примерам и взбираются на известные стены. Лишь очень немногие пытаются что-то сделать на территории бывшего Советского Союза. Но при этом именно там существует еще так много не повторенных маршрутов.
- Это правда, что одну гору, на которую вы вместе с некоторыми русскими друзьями хотели совершить восхождение, продали китайцам?
- В районе Пика Погребецкого в Киргизии граница на самом деле была передвинута. За очень крупные взятки, как говорят. Теперь эта гора находится на китайской территории. Однако китайцам ее невероятно сложно контролировать. В тот раз мы ее, тем не менее, покорили.
- Вы говорите по-русски, вот уже 15 лет вместе с русскими совершаете восхождения и у вас русская жена. Вас еще можно чем-нибудь удивить?
- Хотя я уже многое видел, тем не менее, постоянно приходится удивляться. Это совершенно иной альпинистский мир.
- А что для вас как для занимающегося восхождениями учителя гимназии хуже: быть одному среди русских? Или быть одному среди учеников?
- На самом деле и то, и другое прекрасно. Хуже всего было бы так: один среди учителей.
.
© РИА Новости, Виталий Карпов
Впервые я встретился с русскими альпинистами, когда мне было 17 лет и я работал неделю или две в приюте на леднике Leschauxhuette. Шел сильный снег, когда четыре бородатые личности в удивительно старых одеждах, с огромными рюкзаками и с золотыми зубами во рту поднялись на этот ледник. Им не советовали при такой погоде подниматься по северной стене горы Гранд-Жорасс (Jorasse), но они все равно это сделали.
В первый день им не удалось далеко продвинуться, и мы думали, что они вернутся. На второй день они поднимались еще медленнее, и мы чуть было не вызвали вертолет. На третий день – тогда опять пошел снег – мы подумали, что они погибли. Но ночью мы заметили бивуачные огни на вершине. До этих пор я не даже представлял, что можно подниматься так медленно и при таких плохих погодных условиях, и, тем не менее, получать удовольствие.
С тех пор прошло много лет. За это время я поднимался с русскими по новым маршрутам, разбивал с ними бесчисленное количество лагерей, замерзал и страдал, пил и танцевал, поднимался на вершины и чуть было не лишился жизни. Я выучил русский язык и женился на русской. И ни на секунду об этом не пожалел.
Своего первого партнера по восхождению я встретил во Фрайбурге. Тогда я прогуливал занятия в университете, а он – языковые курсы. Специальной площадки для тренировки по скалолазанию вполне хватило для начала кооперации. «You – climbing? I – climbing. We climbing!» - я был немало удивлен, когда Миша достал доходящие до колен и сплетенные им самим оттяжки (страховка, с помощью которой канат прикрепляется к скале – обычно она снабжена двумя карабинами, соединенными с петлей – примечание редакции журнала Der Spiegel), свитые вручную закладки, огромную, сделанную из пухового одеяла куртку и альпинистские ботинки, которые я в лучшем случае мог идентифицировать как домашние тапочки, и со всем этим снаряжением он поднялся на восьмой уровень.
Присутствовавший при этом еще один шваб со значком горного спасателя обратил наше внимание на явные недостатки по части безопасности. Комментарий Миши: «You – Mounting Police? I – Mischa from Russia!» (Ты – горная полиция? Я - Миша из России!).
Голые мужчины на парковке
Да, русские – другие, совершенно другие. Особенно те, кто постарше и принадлежит к поколению, сформировавшемуся в советское время. Альпинизм для них – это не спорт, а «obras schisni». Поэтому часто можно услышать такие слова: «Если работа мешает тебе при восхождении, бросай работать!»
Зимой 2006 года я пригласил моих друзей из сибирского Красноярска в Альпы. Я знал, что они - из «страны вечнозеленых томатов» - впервые встретились при температуре минус 50 градусов в горах Кодара, что они являются умелыми покорителями больших стен (big wall), а также опытными специалистами по зимним условиям. Первое, что они сделали, - устроили купание для закаливания в озере Тунерзе (Thuner See) – при температуре минул 15 градусов.
Присутствовавшие там на тренировке подледные водолазы из полиции от удивления чуть не захлебнулись, а некоторые автолюбители почти заехали в озеро, когда увидели на парковке голых мужчин, пытавшихся высохнуть с помощью джоггинга.
После 14-ти совместных горных лагерей, мои друзья при очень плохих погодных условиях выбрали исключительно сложный маршрут по северной стене горы Эйгер (Eiger), который до сих пор остается самым прямым. По глупости они использовали радиопередатчики, работавшие на частоте швейцарской полиции. В результате состоялся такой диалог: «Привет, это швейцарская полиция. Вы не имеете права использовать это радио в Швейцарии. Отключите его немедленно!» (Hello, this is Swiss Police. You are not allowed to use this radio in Switzerland! Shut it down now!) Что делать? Никто не говорит по-английски, Вова в отчаянии пытается вспомнить несколько иностранных слов, которые запомнились ему преимущественно из фильмов о войне.
"Hallo! Ich Vova. Ich Eiger. Hände hoch - Hitler kaputt!"
В тот же год мы совершили восхождение по северной стене пика Погребецкого на Тянь-Шане. Сложнейший маршрут на высоте свыше 6000 метров. По нему часто пытались пройти, по никому это не удавалось. Нашим капитаном был Михалицин. Он был таким толстым, что я поначалу принял его за нашего повара. Но его живот оказался потом нашим спасением. Михалицин пять дней подряд таскал на себе смертельно тяжелые рюкзаки, разбивал лагеря и почти не употреблял никакой пищи.
Он мог бы стать настоящим полярным исследователем. В то время, как дома все усердно тренировались и занимались скалолазанием, он ел и пил – это его способ тренировки. Говорят, что он в течение многих лет вообще не видел лета. Как только в Сибири становилось тепло, он собирал свои вещи и исчезал в районах ледяных вершин, а возвращался только осенью, когда уже падал первый снег.
Ключом к успеху этой группы из Красноярска всегда был командный дух. Ее члены много тренировались, развивали свои таланты, пробуждали стремление к большему. Снаряжение было простое, но подходящее. Они спали вчетвером или впятером в палатке, которую по немецким законам нельзя было бы продавать и как двухместную. Первый залезал в палатку и поджимал колени, а остальные тесно пристраивались к нему, как будто пазл собирали. Настоящее тепло при 400 граммах палаточного веса на человека. Недостаток: когда у одного члена команды затекали суставы и ему надо было перевернуться, все вынуждены были делать то же самое.
Когда нужно было установить гамак на скале (специальное приспособление, которое крепится к отвесной скале и используется в качестве ночного лагеря – примечание редакции журнала Der Spiegel), они использовали один на четверых. Модель марки «сделано своими руками» прикреплялась к стене, а затем ее снимали и тащили дальше. Я много раз спал на такой платформе, в том числе - в 2008 году вместе с тремя альпинистами из Челябинска. Это было во время восхождения по большой стене в Каравшине, состоявшего из 42-х «веревок». Странная команда: специалист по ракетам дальнего радиуса действия, морской рыбак и я – сельский учитель из Швабии.
Больше всех меня поразил Женя Дмитриенко. Я никогда не встречал человека, который бы так хорошо совершал восхождения и был бы так мало известен. Я не знаю, как часто он устраивал бивуак на стене – вероятно, сотни раз. У него на счету много первых, а также зимних восхождений – Стена Троллей, Аксу, Ерыдаг, Эйгер, Башни Транго, Латок. Его еще называют «человеком семи оттяжек». По его мнению, большее количество страховок – это «для спортивного скалолазания, а не для альпинистов», и соответствующая пустота заметна на его ремне. Его «якоря» применяются по всей России, и он даже изобрел надувную платформу, в которой вообще нет металлических частей. Он живет в Ростове-на-Дону, где тренирует молодых альпинистов.
Можно было бы еще долго рассказывать. Например, о Глебе Соколове, о Хан Тенгри, о Захарове, о южной стене пика «Коммунизм», о Шабалине, о северной стене Эвереста, о Ручкине и Жанну. О том, как Архипов без маски на высоте 8300 метров в течение нескольких часов играл в карты и выиграл у «тех, кто пользовался кислородными аппаратами». Или о Хрищатом, который прошел по самому поразительному траверсу в мире – 74 километра от Хан Тенгри до Пика Победы. Может быть, расскажу об этом в другой раз.
Железный занавес исчез 20 лет назад, однако барьеры между двумя альпинистскими мирами все еще остаются. Наш взгляд все время обращен на Запад, и мы мало знаем о том, что происходит на другой стороне, мало знаем о людях и маршрутах - и в прошлом, и в настоящем. Может быть, сейчас настало время открыть глаза.
И направиться именно туда. Ведь никто из нас еще не смог повторить великие маршруты 80-х годов.
