Покоритель всех четырнадцати восьмитысячников мира, капитан сборной альпинистов Казахстана Максут Жумаев – о трагедии Непала и Эвереста.
Максут Жумаев
Землетрясение в Непале - трагедия не только непальского народа. Я в первые минуты воспринял сообщение так, как если бы землетрясение произошло в родном для меня месте. Впрочем, оно и есть родное.
Эверест стал ниже – как будто мне сказали, что ниже стало небо. Океаны обмельчали, земля поменяла ось.
В базовом лагере на Эвересте погибло 50 иностранных альпинистов. Чтобы понять, что такое базовый лагерь альпинистов, надо представить себе палаточный городок длиной в километр на высоте 5 000 метров у подножия ледников.
Лагерь разбивается два раза в год - в весенний предмуссонный период и осенью, когда начинается второй сезон восхождений. Одновременно там могут находиться около тысячи альпинистов и шерпов.
В центре лагеря - кухня, место отдыха, коммуникационный центр, руководство шерпов (народность, живущая в Восточном Непале, часто выступают проводниками альпинистов). В момент схода лавины, вернее мощного ледопада, сошедшего на лагерь со скоростью 500 километров в час, никого из моих друзей и казахстанских альпинистов там не было. Хоть одно облегчение.
Рок. Над Эверестом навис рок. Второй год гора никого на себя не пускает. Все началось с трагедии, когда ледовый обвал похоронил под собой десять шерпов. Шерпы – как один большой казахский род, в котором есть небольшие подроды, но в целом они одна сплоченная семья, и если у них случается какое-то горе, они переживают его вместе. После гибели проводников шерпы приняли решение бойкотировать восхождения.
А это они делают всю черную подготовительную работу, обеспечивая иностранным альпинистам восхождение – обрабатывают маршрут, находят проходы в ледниках, навешивают перила, провешивают веревки, забивают крючья в скалы. Казахстанских альпинистов тоже иногда называют шерпами, так как мы работаем наравне с ними.
Трагедия Эвереста началась задолго до землетрясения. Слишком много алчных людей собралось вокруг горы, делающих на ней деньги, слишком много бизнеса.
В какой-то момент великую гору превратили в цирк, в коммерческий парк культуры и отдыха. Эверест для некоторых стал символом престижа, высшей точкой планеты, на которую круто взойти, так же как купить новый «майбах» или последний «феррари».
Все четкие пацаны так делают! И четкий пацан платит 40 000 долларов, нанимает шерпов-проводников, запасается кислородом и поднимается вверх, не обладая опытом, элементарными знаниями в альпинизме и почтением к горе.
Деньги есть, значит, готов к штурму. Но достоин ли ты подняться?
Для нас Эверест – это святыня. Уважаемая гора, требующая особого кодекса чести и поведения. Школа казахстанского, читай - советского альпинизма всегда учила, что если кто-то терпит бедствие, ты должен помочь, даже если придется пожертвовать собственным восхождением. В наши дни люди будут умирать, а покорители вершин проходить мимо, ведь они заплатили кучу денег и не хотят нести ответственность за чужое легкомыслие и слабую подготовку. Только вот в горах чужих не бывает. Горы такого не прощают, особенно Эверест.
Когда-то подъем на Эверест был под запретом, считалось, что на его вершине обитают боги. Поэтому до сих пор перед началом каждого восхождения альпинисты проходят церемонию пуджи, жертвоприношение. Лама приносит воду, молоко, рис, читает молитву и говорит богам: «Эти люди, которые идут сейчас на гору, они идут туда с чистой душой, идут не покорять вершину, а в гости к ней. Разреши им, гора, взойти на вершину и позволь вернуться обратно живыми и здоровыми. Прости, гора, им эту дерзость».
Такие слова лама говорил и перед нашим восхождением на Эверест. Это было дерзкое и тяжелое восхождение.
Обычно альпинисты делают до трех выходов для акклиматизации, потом спускаются в зону джунглей для отдыха и только потом идут на штурм с кислородом. Наше восхождение было без кислорода. И на вершину мы поднялись со второго раза…
С моим партнером Василием Пивцовым мы поднялись в передовой базовый лагерь на высоте 6 тысяч 500 метров со стороны Китая. На этой высоте организму уже тяжело; мы акклиматизировались, подготовили маршрут, поднялись через северное седло, переночевали. На следующий день поднялись на 7.400 метров во второй лагерь, оставили там палатку, продукты, провели две ночевки. Поскольку был сильный ветер, нам пришлось спуститься в лагерь. Потом погода стабилизировалась, и мы начали восхождение. 29 апреля ночью вышли на штурм, шли всю ночь. И 30 апреля в 4 часа дня были на вершине Эвереста. Все складывалось хорошо, боги, казалось, благоволили нам, мы достали флаги спонсоров, сделали снимки – однако в свою палатку во втором лагере спустились только 31 числа.
После подъема состояние здоровья Василия Пивцова резко ухудшилось. Мы не могли продолжить спуск и провели так называемую холодную ночевку. Нашли пустую палатку, которая защищала от ветра, но не от холода, и просидели в ней до утра. У нас не было ни еды, ни воды, ни горелки. Всю ночь мы пытались привести друг друга в чувство, кололи друг другу лекарства, растирали руки и ноги, главное было - не замерзнуть и не заснуть. Так два дня мы выживали без еды и питья в страшном холоде, Пивцову становилось все хуже, и перспектива не вернуться живыми становилась все более реальной. В три часа ночи я подал сигнал бедствия.
По этому сигналу, как мы узнали позже, к нам на помощь тут же отправились два шерпа с кислородом для Василия. Но мы не дождались их и наутро еле живые начали спуск. Шерпы нашли нас уже в пути. До передового лагеря мы добрались уже поздней ночью, переночевали и на следующий день отправились в базовый лагерь, затем еще одна ночевка и – отъезд в Катманду. Василию срочно необходимо было сбросить высоту.
Когда альпинист идет на восхождение он теряет очень много жидкости через дыхание, мы с Василием были полностью обезвожены, у нас пропал голос. Помню, когда мы спускались вниз во второй лагерь, навстречу нам шла китайская группа из сорока альпинистов. Обессиленные, мы стояли на коленях и с протянутой рукой просили у них пить. Из всей группы остановился только один, он налил нам воды, треть крышки от термоса, по глотку на двоих. У него был маленький термос, сколько было, столько и смог пожертвовать. Мы были благодарны за это.
Мы напились сполна во втором лагере, натопив снега на горелке, сварили и поели китайской лапши, и силы постепенно начали возвращаться.
Когда спускаешься после восхождения, эмоции на нуле, все выгорает. Ты приходишь опустошенный. Мы исполнили мечту всей жизни - поднялись на Эверест, но у нас не было чувства удовлетворения - лишь дикая усталость.
Максут Жумаев
У каждой экспедиционной команды в лагере есть свой алтарь, где читается пуджа, казахстанцы не исключение. Я упал к этому алтарю и рыдал, не знаю сколько времени. Все отчаяние, страх, осознание, что находишься на краю от гибели, все те эмоции, которые сдерживал, вышли вместе со слезами. После таких восхождений, ночевки на высоте 8 тысяч 400 метров почти никто не выживает, но мы выжили, мы вернулись.
Понимаете, жизнь – она как чашка чая. Когда мы приезжаем на восхождение, эта чашка полна жизни, эмоций, оптимизма, надежд. Но когда ты поднимаешься на пределе сил, она иссякает, и возвращаешься ты уже пустой, жизни остается самая малость на донышке. Если бы мы заснули на высоте 8.400 метров, то испили бы жизнь до конца и уже не проснулись. Мы знали это, потому и выжили.
Я был в Непале десять раз и надеюсь снова туда вернуться. Есть такая гипотеза, что землетрясения происходят там, где есть большое эмоциональное напряжение. Непал уже много лет лихорадит от революций и забастовок, я сам однажды стал свидетелем таких событий, когда в наш лагерь приехали маоисты и потребовали денег на революцию. А недавно террористы расстреляли в базовом лагере Нанга Парбат в Пакистане десять альпинистов. Альпинистов - самых безобидных, благородных людей на свете, как никто далеких от политики и войны.
Землетрясение коснулось даже святынь Непала, разрушены храмы и монастыри, стоявшие веками. Хотя Гималаи очень старые горы, там нет тектонического напряжения. Этого не должно было случиться…
Так, может быть, это предупреждение горы?
Максут Жумаев
Землетрясение в Непале - трагедия не только непальского народа. Я в первые минуты воспринял сообщение так, как если бы землетрясение произошло в родном для меня месте. Впрочем, оно и есть родное.
Эверест стал ниже – как будто мне сказали, что ниже стало небо. Океаны обмельчали, земля поменяла ось.
В базовом лагере на Эвересте погибло 50 иностранных альпинистов. Чтобы понять, что такое базовый лагерь альпинистов, надо представить себе палаточный городок длиной в километр на высоте 5 000 метров у подножия ледников.
Лагерь разбивается два раза в год - в весенний предмуссонный период и осенью, когда начинается второй сезон восхождений. Одновременно там могут находиться около тысячи альпинистов и шерпов.
В центре лагеря - кухня, место отдыха, коммуникационный центр, руководство шерпов (народность, живущая в Восточном Непале, часто выступают проводниками альпинистов). В момент схода лавины, вернее мощного ледопада, сошедшего на лагерь со скоростью 500 километров в час, никого из моих друзей и казахстанских альпинистов там не было. Хоть одно облегчение.
Рок. Над Эверестом навис рок. Второй год гора никого на себя не пускает. Все началось с трагедии, когда ледовый обвал похоронил под собой десять шерпов. Шерпы – как один большой казахский род, в котором есть небольшие подроды, но в целом они одна сплоченная семья, и если у них случается какое-то горе, они переживают его вместе. После гибели проводников шерпы приняли решение бойкотировать восхождения.
А это они делают всю черную подготовительную работу, обеспечивая иностранным альпинистам восхождение – обрабатывают маршрут, находят проходы в ледниках, навешивают перила, провешивают веревки, забивают крючья в скалы. Казахстанских альпинистов тоже иногда называют шерпами, так как мы работаем наравне с ними.
Трагедия Эвереста началась задолго до землетрясения. Слишком много алчных людей собралось вокруг горы, делающих на ней деньги, слишком много бизнеса.
В какой-то момент великую гору превратили в цирк, в коммерческий парк культуры и отдыха. Эверест для некоторых стал символом престижа, высшей точкой планеты, на которую круто взойти, так же как купить новый «майбах» или последний «феррари».
Все четкие пацаны так делают! И четкий пацан платит 40 000 долларов, нанимает шерпов-проводников, запасается кислородом и поднимается вверх, не обладая опытом, элементарными знаниями в альпинизме и почтением к горе.
Деньги есть, значит, готов к штурму. Но достоин ли ты подняться?
Для нас Эверест – это святыня. Уважаемая гора, требующая особого кодекса чести и поведения. Школа казахстанского, читай - советского альпинизма всегда учила, что если кто-то терпит бедствие, ты должен помочь, даже если придется пожертвовать собственным восхождением. В наши дни люди будут умирать, а покорители вершин проходить мимо, ведь они заплатили кучу денег и не хотят нести ответственность за чужое легкомыслие и слабую подготовку. Только вот в горах чужих не бывает. Горы такого не прощают, особенно Эверест.
Когда-то подъем на Эверест был под запретом, считалось, что на его вершине обитают боги. Поэтому до сих пор перед началом каждого восхождения альпинисты проходят церемонию пуджи, жертвоприношение. Лама приносит воду, молоко, рис, читает молитву и говорит богам: «Эти люди, которые идут сейчас на гору, они идут туда с чистой душой, идут не покорять вершину, а в гости к ней. Разреши им, гора, взойти на вершину и позволь вернуться обратно живыми и здоровыми. Прости, гора, им эту дерзость».
Такие слова лама говорил и перед нашим восхождением на Эверест. Это было дерзкое и тяжелое восхождение.
Обычно альпинисты делают до трех выходов для акклиматизации, потом спускаются в зону джунглей для отдыха и только потом идут на штурм с кислородом. Наше восхождение было без кислорода. И на вершину мы поднялись со второго раза…
С моим партнером Василием Пивцовым мы поднялись в передовой базовый лагерь на высоте 6 тысяч 500 метров со стороны Китая. На этой высоте организму уже тяжело; мы акклиматизировались, подготовили маршрут, поднялись через северное седло, переночевали. На следующий день поднялись на 7.400 метров во второй лагерь, оставили там палатку, продукты, провели две ночевки. Поскольку был сильный ветер, нам пришлось спуститься в лагерь. Потом погода стабилизировалась, и мы начали восхождение. 29 апреля ночью вышли на штурм, шли всю ночь. И 30 апреля в 4 часа дня были на вершине Эвереста. Все складывалось хорошо, боги, казалось, благоволили нам, мы достали флаги спонсоров, сделали снимки – однако в свою палатку во втором лагере спустились только 31 числа.
После подъема состояние здоровья Василия Пивцова резко ухудшилось. Мы не могли продолжить спуск и провели так называемую холодную ночевку. Нашли пустую палатку, которая защищала от ветра, но не от холода, и просидели в ней до утра. У нас не было ни еды, ни воды, ни горелки. Всю ночь мы пытались привести друг друга в чувство, кололи друг другу лекарства, растирали руки и ноги, главное было - не замерзнуть и не заснуть. Так два дня мы выживали без еды и питья в страшном холоде, Пивцову становилось все хуже, и перспектива не вернуться живыми становилась все более реальной. В три часа ночи я подал сигнал бедствия.
По этому сигналу, как мы узнали позже, к нам на помощь тут же отправились два шерпа с кислородом для Василия. Но мы не дождались их и наутро еле живые начали спуск. Шерпы нашли нас уже в пути. До передового лагеря мы добрались уже поздней ночью, переночевали и на следующий день отправились в базовый лагерь, затем еще одна ночевка и – отъезд в Катманду. Василию срочно необходимо было сбросить высоту.
Когда альпинист идет на восхождение он теряет очень много жидкости через дыхание, мы с Василием были полностью обезвожены, у нас пропал голос. Помню, когда мы спускались вниз во второй лагерь, навстречу нам шла китайская группа из сорока альпинистов. Обессиленные, мы стояли на коленях и с протянутой рукой просили у них пить. Из всей группы остановился только один, он налил нам воды, треть крышки от термоса, по глотку на двоих. У него был маленький термос, сколько было, столько и смог пожертвовать. Мы были благодарны за это.
Мы напились сполна во втором лагере, натопив снега на горелке, сварили и поели китайской лапши, и силы постепенно начали возвращаться.
Когда спускаешься после восхождения, эмоции на нуле, все выгорает. Ты приходишь опустошенный. Мы исполнили мечту всей жизни - поднялись на Эверест, но у нас не было чувства удовлетворения - лишь дикая усталость.
Максут Жумаев
У каждой экспедиционной команды в лагере есть свой алтарь, где читается пуджа, казахстанцы не исключение. Я упал к этому алтарю и рыдал, не знаю сколько времени. Все отчаяние, страх, осознание, что находишься на краю от гибели, все те эмоции, которые сдерживал, вышли вместе со слезами. После таких восхождений, ночевки на высоте 8 тысяч 400 метров почти никто не выживает, но мы выжили, мы вернулись.
Понимаете, жизнь – она как чашка чая. Когда мы приезжаем на восхождение, эта чашка полна жизни, эмоций, оптимизма, надежд. Но когда ты поднимаешься на пределе сил, она иссякает, и возвращаешься ты уже пустой, жизни остается самая малость на донышке. Если бы мы заснули на высоте 8.400 метров, то испили бы жизнь до конца и уже не проснулись. Мы знали это, потому и выжили.
Я был в Непале десять раз и надеюсь снова туда вернуться. Есть такая гипотеза, что землетрясения происходят там, где есть большое эмоциональное напряжение. Непал уже много лет лихорадит от революций и забастовок, я сам однажды стал свидетелем таких событий, когда в наш лагерь приехали маоисты и потребовали денег на революцию. А недавно террористы расстреляли в базовом лагере Нанга Парбат в Пакистане десять альпинистов. Альпинистов - самых безобидных, благородных людей на свете, как никто далеких от политики и войны.
Землетрясение коснулось даже святынь Непала, разрушены храмы и монастыри, стоявшие веками. Хотя Гималаи очень старые горы, там нет тектонического напряжения. Этого не должно было случиться…
Так, может быть, это предупреждение горы?
